Исток / Фандом: Death Note / G / закончен

Автор: Инсулиновая терапия [Lintrarius]
Фандом: Death Note
Персонажи: Лайт, Саю, Сатико, Соитиро Ягами
Рейтинг: G
Жанры: джен, повседневность
Размер: драббл
Статус: закончен
Дисклаймер: не принадлежит, не извлекаю.
Публикация на других ресурсах: только с разрешения автора.
Краткое содержание: Лайт рос ответственным мальчиком.
Примечания автора: Написан на Фандомную Битву-2013.


Шесть лет.

Блестящий, шелестящий свёрток был огромен. Лайт старался сдерживаться, но терпения хватило только на ленту: медленно развязав её, он распотрошил обёртку, разорвал тонкую белую бумагу... и замер: в ярком ворохе шелухи лежала большая, тяжелая энциклопедия.
Чтобы скрыть острое разочарование, Лайт открыл книгу и принялся бездумно листать плотные глянцевые страницы.
Сатико улыбалась, отец, сжав её локоть, заговорщицки подмигивал: «Я же говорил, ему понравится».

***

Семь лет.

— Я пошел!
Рюкзак был слишком велик, лямка оттягивала плечо, ворот синей маечки съехал набок. Лайт на бегу поправил его, вихрем пронесся мимо кухни и устремился к двери.
— Ла-а-айт!
«Не успел», — обречённо подумал он и повернул обратно.
Кухня была большой и светлой, ему нравилось играть в ней. Он и ужинать предпочёл бы здесь, а не в чопорной столовой, но традиции в семье Ягами блюли свято. И ужин в столовой, вчетвером, был одной из самых главных. Даже если отец задерживался допоздна, они чинно садились за стол, чинно разламывали палочки и неспешно поглощали пищу.

Перекусы — вне закона, сладкое — строго дозировано; глядя, как клянчит внеплановую конфету младшая сестра, Лайт радовался, что равнодушен к сладкому. В этой семье еде вообще придавали слишком большое значение, но иногда Лайту казалось, что страсть матери к кулинарии была не вполне искренна, словно она пыталась заполнить ею пустоту. Ту же пустоту, которую, ожидая отца, пытался заполнить он сам, корпя над учебниками.

Сатико отерла о фартук покрытые мукой руки, и, притворно хмурясь, погрозила Лайту пальцем.
— А как же завтрак?
— Мам, я правда не голоден. Нужно идти, в школу опоздаю... — он предпринял ещё одну попытку побега, но Сатико ловко ухватила его за лямку.
— Что это на тебе надето? — она удивленно приподняла брови, рассматривая синюю майку.
— Майка, — ожидаемо ответил Лайт, и Сатико улыбнулась.
— Вот именно: майка. Синяя, — Сатико откинула со лба льнущую к ресницам прядь, и на коже остался легкий след от муки. — Поднимись к себе и переоденься. Рубашки в шкафу, я вчера погладила.
— Мам... Форму введут только через четыре года, все в классе носят майки.
— Ты, кажется, опаздывал, — она отпустила его и отвернулась к раскатанному тесту.
Спорить было бесполезно. Вздохнув, Лайт поплёлся к лестнице.

***

Одиннадцать лет.

— Последний экзамен, и средняя школа... Как быстро летит время, — Сатико ласково, но грустно посмотрела на обувающегося сына; ей нестерпимо хотелось обнять его, взъерошить мягкие, как и у Саю, волосы, поправить галстук, но она сдержалась: Лайт стал совсем взрослым, негоже относиться к нему, как к ребёнку — может и обидеться.
Соитиро кивнул, соглашаясь. Дождавшись, когда Лайт выпрямится, он положил ему на плечо тяжелую руку, сжал легонько:
— Сынок, не подведи нас.
Лайт вздрогнул: грубоватая ласка отца была редкостью, такой редкостью, что Лайт не мог решить, приятна она ему или, напротив, пугает. Но, как бы там ни было, сейчас он понимал: он не может не сдать этот экзамен. Не имеет права не сдать.
Лайт отряхнул идеально отглаженные брюки, закинул сумку на плечо и скупо улыбнулся.
— Я не подведу.

***

Четырнадцать лет.

Саю всхлипывала в своей комнате. Набрать на промежуточном экзамене всего лишь двадцать баллов — рекорд даже для неё.
Сосредоточиться на домашнем задании не получалось, Лайт с тревогой ожидал бури: с минуты на минуту должен был вернуться отец. Соитиро никогда не ругал детей сверх меры и чаще всего выказывал неодобрение грозно сдвинутыми бровями или коротким, резким «Я разочарован». Эту фразу в свой адрес Лайт слышал лишь единожды, но этого хватило: он ни разу не принёс домой отметку ниже «А».
Да, отец никогда не наказывал их, но двадцать баллов...

Хлопнула входная дверь. Лайт прислушался: приглушенный голос матери, тяжелые шаги отца на лестнице, скрип ступеней. Тихий стук, неразборчивое бормотание. Саю затихла, а через минуту до Лайта донёсся мужской смех — раскатистый, глубокий.
Лайт недоумённо повернулся на звук. Неужели... это отец?

Дверь в комнату Лайта приоткрылась, Соитиро посмотрел на окаменевшего сына:
— Лайт, помоги сестре подготовиться к пересдаче, — отец отёр лоб и весело добавил: — Она боялась, что я буду злиться, представь себе.
Лайт закрыл свой учебник, механически кивнул.
— Да, папа.
— Злиться на неё! — Соитиро снова хмыкнул, но вдруг посерьезнел. — А вот ты, Лайт — ты другое дело. На тебе ответственность. Помни об этом.
— Да, папа.

***

Семнадцать лет.

Колени предательски подгибались. Лайт привалился к кирпичной стене, одной рукой опираясь о мусорный бак, второй судорожно прижимая к себе тетрадь.
Желудок сжался тугим комком и подскочил к горлу, горечь во рту была омерзительна. Лайт переждал спазм и медленно распрямился, стараясь дышать ровно: «раз-два, раз-два...».

Убил. Он убил. Дважды! Дыхание снова сбилось, взгляд заметался по каменному мешку, в котором он укрылся. Нужно избавиться от тетради. Прямо сейчас.
Лайт отлепился от стены, трясущейся рукой приподнял жестяную крышку бака и бросил в него тетрадь. Сразу стало легче.
«Ничего не было. Теперь всё станет, как раньше. Мать наверняка волнуется, нужно идти».
Лайт сделал несколько шагов — сначала решительных, потом — неуверенных. Медленно обернулся.
«Не было? Как раньше?.. — он приблизился к баку, брезгливо столкнул крышку. — Ну уж нет». Аккуратно, носовым платком извлек тетрадь и бережно отёр её.
Это будет непросто, но он справится. Он не привык перекладывать ответственность на других.