Жалко выкидывать))

Делала уборку в компе и нашла старый текст, который давно написала в рамках игры на соседнем сайте. Решила и сюда выставить, что б буковки не пропадали. Надеюсь посмеетесь, если осилите)). Импровизация за заданными предложениями на тему маньяка и призрака (мои любимые персы)))


Глянцевым лоском желтых магнолий и нежными волнами розовых сакур благоухал месяц май. Как старый ленивый кот, Ван Ваныч расположился на ажурной парковой скамье, грея свои драгоценные косточки под лучами уходящего вечернего солнца.

И вновь распустилась пышным цветом его душа, и вновь, охватило его непреодолимое желание творить.Ну еще бы, ведь по праву непойманого он, гордился уровнем своего мастерства, фантазии и удачи. Ах, какие же оригинальные шедевры он ваял. Но к прискорбию, никогда не удавалось донести их до широкой публики. Инстинкт самосохранения срабатывал автоматически. Поэтому талант Ван Ваныча оставался его большим секретом.

Он считал, что был рожден гением. Не раскрытым убогими людьми и не распознанным отсталым костным обществом. В его душе всегда горел тот адский огонь безумного творчества, который заставлял его такие чудеса вытворять, которые не в один криминальный кодекс не помещались.

Творческие порывы гения Вана охватывали многие сферы знаний и деятельности – скульптура и медицина, живопись и анатомия, дизайн и препарирование. К любимому делу он всегда подходил серьезно, с огоньком и выдумкой, рассчитывая все психологические нъюансы исходного рабочего материала, коим выступали юные красавицы, достойные стать сырьем для его шедевров.

Увы, в виду тлетворности плоти, все его создания напоминали прекрасных бабочек-однодневок, и в конечном итоге, подлежали обязательной утилизации. И все же, не мог он полностью расставаться со своими любимыми детищами, поэтому, после демонтажа, оставлял себе на память по черепушке от каждой свежеубиенной барышни. Любовно их свежевал, полировал и регулярно протирая тряпочкой пыль, бережно хранил в серванте.

Тридцать весен уже творил Ван Ваныч. Тридцать знойных красавиц удостоились чести стать шедеврами маэстро и их отшлифованные головешки несли свет воспоминаний в его холостяцкую берлогу. Но вот ведь незадача. Черепов было всего 29. Самой первой музой мастера, вдохновившей его заняться нетрадиционными видами искусства, остроглазая Циличка, избежала участи сервантного экспоната.

В последнее время этот факт особенно часто мучил Ваныча. Чувствовал он некую неудовлетворенность от того, что ключевой персонаж его творческой карьеры, отсутствует в его коллекции. И в результате, через 30 лет, он приехал в город своего сопливого детства, из которого так поспешно бежал еще прыщавым юношей, после страстной, жаркой, яростной и кровавой ночи, с хлестко языкатой и высокомерной городской красавицей Цилечкой (кстати, секретарем комсомольской организации).

Его план был прост. Найти захоронение и экпроприировав её головку, а после соответствующей санобработки, водрузить её на сафьяновой подушечке на почетное место в коллекционном собрание мастера. И теперь, он почти у цели.

Поднявшись с скамейки, Ваныч двинулся в сторону старого городского погоста. Еще пару дней назад, он свел знакомство с кладбищенским сторожем Федором, спаивая его по мере сил своих, не забывая при этом делиться ливеркой с облезлыми окрестными псами. Сегодня утром, ему даже пришлось в срочном порядке прервать излияния сторожа в вечной дружбе, так как на горизонте замаячил директор кладбища, обладавшей уникальной возможностью различать всевозможнейшие оттенки алкогольного амбре своих подчиненных, не зависимо от разделяющего их расстояния.

Не желая светится перед трезвыми глазами кладбищенской администрации Ваныч слинял. А сейчас, прихватив в сумке необходимый инвентарь и еще одну бутылку для закрепления дружбы с Федором, отправился на дело.Заглянув к сторожу, с удовольствием отметил его сизый нос и радостные глаза с пьяной поволокой, поинтересовался: 
- Ну как? А что этот? Был сердит?
Федор разразился веселым кудахтаньем и ткнув в соседское помещение, ответил:
- А чего злиться? Вон, спит, разнесло его от твоего Джека. Местный разлив небось, от ключницы)).

Выпив по стопарику на удачу и оставив Федора бдить сон начальства, Ван Ваныч прихватив увесистый ломик, углубился под траурною сень старой темной аллеи самой древней части кладбища.

А хоронили тогда, за царя Панька с размахом. Никаких тебе деревянных покосившихся крестиков с разбитыми оградками. Все места были заняты если не мавзолеями, то склепами с пафосными надписями выбитыми на мраморе на разных языках, под многогранными крестами, пяти- и шестиугольными звездами, кабалистическими и масонскими знаками, охраняемые величественными статуями то ли ангелов, то ли гарпий. Не зря все таки – заповедник истории и культуры какого то там значения).

Лишь силой воли поборов туристический и эстетический интерес, Ваныч переключился на поиски нужного ему места упокоения. И вот поблуждав немного, он наконец то вышел к заветному родовому склепу Цилички. Вечереющее небо нежно обволакивала классические изгибы кладки, а золотящиеся лучи предзакатного солнца ясно осветила выгравированные имена родового дерева, аж до седьмого колена. Все таки, что не говори, а красавица Циля Моисеевна, была не совсем плебейского рода. И никакие регулярно меняющиеся режимы не могли пресечь и укротить гордость колена древних еврейских принцесс.

Пред глазами застывшего в воспоминаниях Вана предстала его Циличка. Его любимая нахальная небожительница. Не взирая на миниатюрные размеры, эта барышня была очень уверенная, горластая, склонная к агрессии, рукоприкладству, насилию и командирским замашкам. И через тридцать лет Ван Ваныч помнил её звонкий матерящийся голосок, призывающий всех и вся на коммунистический субботник. Её ласковое: «Ядрена вошь!! Подымай задохлик свои мощи и валяй копать от березы до заката!» томной ностальгией всколыхнули юношеские нотки в его душе. Образ этой девушки, его первой любви, первой музы, первой мучительницы и первой жертвы, появился перед ним. И настолько реален был её облик, что даже существование памятника само по себе ни в малейшей степени ни могло рассеять его неуверенность в том, что она и в самом деле скончался в его руках в далеком прошлом. Уж слишком живой предстала она в его болезненных воспоминаниях.

И тут он услышал смех, и звонкий любимый голос ехидно проворковал: 

- Пришел таки, хрущ недоделанный. Ну, ну. 

Враз поднявшийся ветер унес слова и мелодию смеха. Ван Ваныч вздрогнул, чертыхнулся и подумал: «Привидится же такое? Вроде бы и не пил почти. Её нет уже 30 лет. После такого, землю не топчут». И решительно двинулся к двери склепа.

Несколько, почти профессиональных рывком ломиком, и замок скинут. Напрягшись Ван толкнул двери. Давно не смазываемые дверные петли жалобно заскрипели. В унисон с ними уныло завыл бездомный кладбищенский пес. Ощущая непреодолимое желание перекреститься, Ваныч включил фонарь и уставился в темноту. Одинокий луч нервно метнулся в неизвестность. Наконец, выцидив взглядом ступени лестницы Ван начал спускаться. Через несколько ступеней, привыкнув к темноте, Вам зажег большую лампу и тьма постепенно рассеялась.

Сказать что Ван остался равнодушен, оглядывая прозревшим взглядом большое  помещение с округлыми сводами, это пойти против истины, поскольку непрошеный гость, был буквально накрыт волной благоговейного восторга от представшей его взору картинки. Вся видимая площадь подземного склепа была полностью забита разнообразными гробами, расположенными на искусных постаментах разных форм и высоты. Да и сами гробы, от деревянных, полированных или оббитых цветным бархатом, до мощных каменных саркофагов-усыпальниц, украшенных мелкой пластикой и разнообразной лепниной представляли собой настоящие произведения искусства. Сразу было видно, что здесь трудилось не одно поколение талантливых гробовщиков.

Эстет и творец в душе маэстро запели восторженные дифирамбы сему чуду загробного творчества. Хищным взглядом Ван заглядывал во все укромные уголочки и тихо радовался мраку, в котором могли скрываться и другие раритетные домовины. Не зря, ох не зря здесь упокоились аж семь колен Цилиных предков. Род был велик, плодовит и не беден. Но где же Циля? Где же ждет его, его первая принцесса?   

Побродив, поблудив меж гробами, облипнув паутиной, запачкавшись трухой и подозрительной гнилью, надышавшись запахом не свежего тлена, Ван уже начал расстраиваться и составлять в голове путеводитель по склепику, как неожиданно набрел на характерную домовину в стиле советского реализма -  вызывающе ярко красная оббивка с кокетливой желтой оборочкой–кантиком по периметру. А внизу – имя и даты жизни. Наконец то! Она! Циличка!

Поплевав на ладони, Ван решительно поддел ломиком крышку гроба. Пять минут усиленных пыхтений дали свой результат. С глухим стуком крышка соскользнула на каменный пол. И Ван Ваныч замер. Онемел, оглох, ослеп, и вообще, ненадолго выпал из реальности. И я его понимаю. И вы бы его поняли. Поскольку гроб, весь доверху был забит ярко сверкающими золотыми слитками.

Придя в себя и возобновив дыхание, он начал машинально хватать, гладить и разглядывать тяжеловесные бруски. Натешив душеньку и включив мозг, Ваныч оценивающе оглянулся. Шальная мысль появилась в его голове. А вдруг золото во всех гробах? Замерев от восторга догадки и сглотнув слюну, Ваныч ринулся к соседнему гробу.

Двумя резкими рывками сорвал и скинув крышку, ошалело уставился в ложе. Тьфу! В нос шибануло затхлым смрадом давно прогнившей органики, а из гроба глумливо улыбаясь на Вана уставился полусгнивший череп с  вставной челюстью.

«Ну и ладно. Одного гроба с золотишком тоже надолго хватит» – философски решил Ван, и начал вынимать из гроба слиток за слитком, и аккуратно укладывать их в сумку, пока та не наполнилась доверху. В сумки уместилась лишь малая толика золотого гробового запаса. Это безмерно порадовала Вана, посему он даже решил переквалифицироваться из маньяко-гения на банального расхитителя гробниц.

В пылу золотой лихорадки Ван даже забыл зачем он пришел. Бренных останков девушки, тем более, её прелестной головки, нигде не было. И эта мысль резкой ностальгией уколола сердце Вана. Поэтому, он твердо пообещал себе вернуться, не только за оставшимся золотом, но и для того, что бы продолжить поиски.

Закрыв крышку гроба Ван потянул сумку. Но не тут то было. То ли уж слишком много он золота прихватил, то ли слабоват в руках стал. Не поднялась сумка. С дуру обрадовался, что много кэгэ набралось. Ван сделал второй заход. Дернул сумку. И вновь, не смог оторвать её от земли. Уперся ногами крепко, вдохнул полной грудью, и снова рывок. И вновь – зря.

И вдруг не выдержала тишина и взорвавшись диким задорно - злорадным смехом, разметавшись сотнями маленьких издевательских смешинок под низкими арочными сводами подземного склепа. И таким знакомым, таким пугающим и долгожданным был тот смех, что у Ваныча враз ноги отказали, а душа вся скукожившись, испугано забилась в мизинчик на правой ноге. Резко повеяло могильным холодом и ароматом застоявшегося тлена. То ли от холода, то ли от страха, зубы Вана начали отбивать гопака и он испугано таращился по сторонам ловя отзвуки смешинок. В довершение акустических неожиданностей дущераздирающее соло на бис выдал очередной кладбищенский пес. Что то начало шевелиться, шуршать  и ползать и с лева, и с права, и спереди, и прямо за спиной.

В этой какофонии звуков и эмоций Ван четко различил повторяющиеся постукивания, скрип и скрежет. Поэтому, когда потихоньку начали дрожать и сотрясаться крышки соседних гробов, он уже даже не удивился. А дальше – больше. Крышки поднимались, скользили и падали, обнажая чернеющую сердцевину. В их ложах, вместо вожделенных золотых брусочках, находилось именно то, что и должно было быть. Все семь поколений Цилиных родственничков, кто еще во плоти, кто уже без оной, стыдливо прикрываясь обветшалыми саванами, начали потихоньку выглядывать из своих уютных усыпальниц.

Ужасающе зевая во всю ширь прогнивших челюстей, и протирая давно выеденные червями глаза, они дружной и недоумевающей толпой разглядывали живого чужака. Откеле ты, человече?

Немая пауза затянулась, повиснув в воздухе неловким молчанием. Вдоволь насмотревшись друг на друга Ван Ваныч, на правах гостя, деликатно кашлянул с немым вопросом: «Убивать прям щас будите али как? Может договоримся на какой гешефт и мирно разойдемся?»

Хозяева склепа дружно закивали в ответ и, все как один скорректировали  траекторию своих взоров, на центральную роскошную усыпальницу розового мрамора, приобретшего от столетней эксплуатации, благородный коричневый оттенок. Ван Ваныч сразу решил, что именно там располагается и глава рода, самый почитаемый патриарх клана. И на ошибся. Трудно сказать, каков на вид был этот индивид при жизни, но и по смерти, он явно не утратил своего важного вида и полной достоинства осанки. Наскоро пережевав могильного опарыша, не во время попавшего на зубок, патриарх критически разглядывая Ваныча, неожиданно глубоким, сочным голосом поинтересовался:

- Мародерствуете голубчик? Ну-ну. А ведь мы эти сокровища всем родом собирали, последнее отдавали. Сара Моисеевна даже свои золотые зубные коронки пожертвовала для этих слитков. И почему же вы решили, что мы для вас так старались? 

Поняв что хитрить нет смысла, Ваныч решил оправдать свою репутацию творческого человека и честно объяснить, что шел он совершенно не за этими сокровищем. Но если уж золото само в руки плывет – это настоящий грех от него отказываться. Аргумент возымел свое действие на слушателей, действительно – кто ж от бесхозного золота добровольно откажется? Но возник другой важный вопрос. Почему чужак оказался в чужом закрытом склепе?Понимая, что списать на отмазку «случайно мимо проходил» не удастся, Ваныч решил чуток приоткрыть правду:

- Всю жизнь меня мучают воспоминания о незабвенной Циличке Моисеевне, кою в последний раз я не видел уже 30 лет. Вот решил навестить, отдать её последнию дань уважения и памяти.

Ах, что же тут началось, волна радостного возбуждения прокатилась по склепу. Все загалдели: «Ах, вы к Цилечке!? Что ж вы раньше молчали? Молодой человек, где ж вы раньше были? Садитесь гость дорогой. Мы вас так долго ждали. Циля, Циля где ты? За тобой пришли. Что же вы так долго? Как же мы счастливы что вы наконец то появились. Мы с радостью поручаем вам нашу красавицу. Вы же её заберете? Мы вам даже приданное дадим. Видите, мы уже всем кагалом и скинулись. Сара Моисеевна даже свои золотые коронки для этого отдала. Так что позаботьтесь о ней. Мы вас благословляем. Идите с Богом, будьте счастливы, можете нам даже не писать».

Слегка ошалев от бурной радости хозяев склепика Ван Ваныч все же заикнулся, что не смеет претендовать на весь трупс, ему будет достаточно её одной головки, на что под счастливо-негодующий ропоток Цилиных предков, патриарх погрозив ему пальчиком шаловливо засюсюкал:

- Ну радость моя, это же просто глупо. Скромность и все такое, хорошо в свое время. Наша Цилечка, девочка милая, но не сдержанная, и вообще грубовата и нагловата. За истекшие 30 лет она превратила наш добропорядочный кагал в обитель ругани, дрязг  и склок. Поэтому, мы с радостью перепоручаем вам честь заботиться об этом специфическом цветке нашей оранжерее. Конечно, у вас есть выбор, вы можете остаться с нами. Мы со всеми подобающими правилами, замуруем вас заживо в какой нибудь стеночки, а Циличка будет отвечать за процедуру и ваше дальнейшее посмертное пребывание в наших застенках. Поверьте, вы переживете массу незабываемых эмоций. Ведь у вас впереди будет целая вечность с Цилей, и с нами. 

Решив что морального запугивания недостаточно, патриарх, чертовски натурально, устрашающе зашевелил костями и завыл для приличия. Да и вся толпа, враз обдав Ваныча могильным холодом, зашуршала и заклацала по угрожающе. Ван Ваныч понял – выхода нет. Придется забирать с собой Циличку не по частям, а полностью.

Раздался непонятный шум и дружный гам, Ван повернулся на звук. И без всякого предупреждения он напоролся на откровенный цинично-смеющийся взгляд Цили. Нос к носу, глаза в глаза, почти в притык, что аж её волосы коснулись его щеки, и как и 30 лет назад, его охватил дикий трепет ужаса, любви и ненависти. Успев отметить, что Циличка хорошо сохранилась, и червяк выдезающий из её левого уха её даже красит, Ван теряя сознание, медленно сполз к её ногам.

- Оооо… Да это любовь, Циличка. Поздравляю. Ты его дождалась. Прокоментировал ситуацию расчувствовавшийся патриарх.

Эпилог. 
Прошло три года. Циличка давно и капитально обосновалась в доме Ван Ваныча. И самое первое, что сделала хозяйка дома, это избавилась от ужасающе вульгарной колекции костей, захламившей весь сервант. Да и сам сервант, вскоре последовал на свалку за черепами, а на его месте, Циличка заказала модерновую труну, со всеми наворотами и 3D эффектами. Ван Ваныч, из-за катастрофической нехватки времени, давно уже закинул все мысли о творчестве, и по первому зову выполняет все экстравагантные желания и приказы Цилички, усиленно компенсируя ей её молодость, впустую потраченную по его вине.

Все чаще и чаще он приежает на старый погост родного города и регулярно, с бутылкой молодого красного вина, проведывает родственничков и ведет с ними задушевные беседы за жизнь. Кста, патриарх, Соломон Исаакович, оказался мировым мужиком. Всегда зятя выслушает, посочувствует, что то посоветует. А склеп тот Ван Ваныч выкупил, да и домовину себе присмотрел. Он бы рад хоть сейчас переехать в склепик, но Циличка против. Молодая еще, хочет пожить подальше от родни. Да и Саломон Исаакович её поддерживает, все подсовывает Ванычу рецепты долголетия, то ли из семейных преданий, то ли выписанные из журнала «Здоровья».Так и живут.

Мораль сей басни такова – все тайные желания, всегда сбываются))) Так что, готовьтесь )))