Katerin•
Начинающий
|
Глава 3. Эдвард Ксенон.
В жизни случаются разные утра. Вот ты встал, зеваешь, засасывая обсосанную подушку, побрел в ванную и даже не заметил, что надел кастрюлю вместо тапка. В комнатушке балаган, свидетельствующий о масштабах вчерашней вечеринки. Случаются и утра домашние, такие теплые, беззаботные. Едва ты разлипнешь глаз, как кто-то их любимых суетиться на кухне, и пахнет чем-то котлетно-картошечным. Бывают и утра бедные… холостятские. Утро вроде и новое, а день все тот же, однообразный. Ни единая вещь ни цепляет интересом. Именно в такое утро проснулся наш герой отнюдь не романа.
Сырое солнце, делая одолжение, выползало на свой пожизненный пост. Свежие утренние лучи клином спускались на город. Птицы без разбора гоготали, наперебой, кто горластей. А что им собственно еще делать? Для того и живут: пару раз чирикнул, двести раз нагадил, мельком наплодился и сложил лапки бантиком. Городок с гоночным зарядом начинал новый безликий день. Людские муравейники стояли сонные и недовольные своей кирпичной влажностью. Пахло мокрым асфальтом. Наконец, сияющее светило явило свой безбашенный характер и солнечными векторами вгрызлось в окно, где сопел в кровати бесцеремонный гражданин. «Клянусь убить врагов…», - раздалось сонное хмыканье. Поединок солнца и человека прервал телефонный звонок. - Проклятье! Что за идиот звонит в полпятого утра.… Алло! Если это маньяк, то окно блондинки слева! - Здравствуй, ковбой. Это ты заказывал интим по телефону? – понежился откровенный бас. - Что? Это… шутка?! - Шуткой было твое имя на доске почета!!! – трубка едва не лопнула от накала звука. Этот басистый рев бормашины парень узнал, как свое имя. - П..П..Полковник!? - Эдвард Ксенон!!! Сейчас пять утра, чтоб тебе в колодце застрять! Какого лешия я звоню тебе каждый день, как нежная мамочка, дабы твоя тощая рожа не прошлялась весь экзамен!? -Так звоните реже, и я Вам обещаю, моя рожа станет толще!! – далее чуткое ухо полковника расслышало лишь композицию из коротких гудков. - Старый пень,… когда ж его закопают, зол как мент в канаве. Надеюсь, про интим он пошутил. Экзамен…? Экзамен! – Эдварда подорвало как на мине. Он отверг притязания подушки, схоронил в сумку какие-то бумаги и осыпал штукатурку, дико хлопнув дверью. Дверь в его руке всегда вела себя неадекватно: то вылетала с пружин, но сыпала на невинных штукатурную перхоть, а то и вообще громыхала так, что заядлый сосед бежал с бейсбольной битой. 5:05. Эдвард уже ехал на экспрессе, отрешенно глядя в окно. Экспресс тащился неохотно, перебирая каждый рельс, и жаловался на свою скучную дорожную судьбину. «Мелькающие пятнышки… – думал Эдвард, - вблизи хорохорятся о своем величие, выглядят такими огромными пупами! А издалека ничем неотличимы от рядовых солдатиков единого тиража. Просто большая серая масса, живущая в своем маленьком сером мирке…», - он легонько прикоснулся к запотевшему от сырости стеклу. Пальцы рук аккуратно что-то вывели, скрипя как вилка по пустому блюду. «Академия Альтес, ик! благодарим, ик! за то, что воспользовались, пхе!.. нашим экспрессом, приятного Вам дня... ик!», - объявил диспетчер полупьяным басом. На стекле едва виднелось уже затекшее влагой имя – Мая. Эдвард сошел и направился вдоль улицы, ведущей к дверям академии. В это утро мысли сами собой, без разрешения хозяина стучали молотом в голову, не давая даже остаться в тишине от самого себя: «Все тоже серое небо, то же тусклое солнце, та же заплеванная улица и все те же серые массы… Каждый из этих вошек готов прилепить себе на лоб "Здесь могла быть ваша реклама!". Мегалополис! И все здесь цари, князья, да чего греха таить - боги! А ведут себя как заводные мыши». О прикиде Эд беспокоился как Гулливер об обнаглевшей песчинке. Это не имело значения. А вот волосы чесал раз пять на дню. До Рапунцель ему было еще километра три, но длина, скажу вам, не карликового порядка. Уж очень он любил, когда сзади мясистый амбал крякнет "Прогуляемся, цыпочка", а Эдвард обнадежит его средним пальчиком. Правда, потом приходилось гнать три переулка, но облом бугрообразного амбала окупал потери. А в белой правде, Эду было непосильно поднять свое замшелое сидалище, найти силы и звякнуть колокольчиком, распахивая двери парикмахерской. Эд прошеркал подошвой по лужам. С привычной безысходностью он пробежал глазами ворота академии. Взгляд был подобен взгляду несчастного троечника, которого гонят чуть ли не дубиной в школу. Царского в Академии Альтес было только название, остальное оставляло молить о ремонте. Все утро долбил, точно сосед в ремонте, увесистый колокол, его томный гул заменял звонок. Лестница тянулась как жвачка. Рискнуть пробежаться по ней без надлежащей экипировки – значит возомнить себя гуру и путешествовать по углям. Иногда на совсем уж худой конец, ступеньки проваливались, и радостно обнимали треснутую челюсть студента. Вывеску «Академия – это сила!» в сугубо предупреждающих целях нужно было заменить на табличку "Пойдешь налево - булыжник в почку, пойдешь направо - осколок в рыло, а пойдешь прямо - все в тротиловом эквиваленте». Здание родилось во времена далекие, а сейчас прощально разваливалось, как мокрый спичечный коробок. Ворота грозно хлопнули. Опоздавший студент направился в каторжный кабинет, однако коридоры всосали его в лабиринт, и с поиском пришлось замешкаться. Ксен, он же Эдвард, он же просто Эд, первым делом познакомился с волшебным жезлом преподавателя: - Лэйфалд Кфенон! Хочеф офтатьфя на тлетий год? У меня от твоей тощей ложи меглень фто лаз в день! Пфол за палту и не делгайфя! о, мой ладикули-и-ит...О, моя мегле-е-ень...Ах, это так плохо для моего фдолофья! – прокартавила мужеподобная мадам, сверкая как фонарь в ночи черным усом. Эдвард, выплюнул извинения, ретировался к парте и тут же нажал кнопку «play», дабы погрузиться в царство музыки, но даже наушники не спасли его от вражеского шепота за спиной. «Предатель… Это предатель…. Это он бросил лейтенанта умирать. Убийца… Падаль… Лучше б сам сдох…», - расползался шепот по классу. Чем дальше, тем изощренней становились недовольства, а кто-то языкастый даже окрестил Эда собакой женского пола. Однако Эд отлично понимал, о чем толкуют перекаченные :бип: и за каким углом их можно жахнуть. До экзамена ему было как мадам до женственности. Этот чертов тест он писал раз двадцать, и все разы леди удача линяла к кому-то побогаче, а ему завещала лишь жалкие троечки. «О, монстры у меня под диваном! - воздумал он, - Я повелеваю вам! Этот скрежет карандашей и ручек меня бесит. Все напрягаются и не понимают простой истины», - ушел Эдвард внутрь себя. Чрез секунду класс накрыл старческий вопль, мадам по новой поливала Эда «уважением». В это особенное утро все как-то маниакально косились на Эда, таили в глазах злорадство, шпарили насмешливым движением бровей, точно на нем висела табличка «Вход сзади». Лейтенант Кохэй слыл важной шишкой в академических делах. Эда, чуть ли не плахой, загнали на задание вместе с лихорадочным лейтенантом. И вот последствия. Кохэй помер, а все подзатыльники отщелкали Эду. Мол уморил государя, штопор в сердце завинтил еще и сплясал лезгинку на трупе да ластами похлопал! Ай, да убийца, ай да душегуб! На кол его! На кол! И крутить по часовой! Но все было не так. Кохэй живее всех живых, а то гляди и саму смерть в болоте топит. «Преднамеренно забыл, - вновь задумался Эд, - меня поперли из Альянса Рыжекрылых. Да-да, я теперь совсем смертный. Предатель? Я? Дудки! Нам вдалбливали шесть лет, что честь товарища дороже своей чести. Я прав, как левая рука! Но все же, я прав. У лейтенанта не было другого выхода. Он обязан был скрыться, якобы посмертно . Я прав, и никто не докажет мне обратное. Всем доказательствам самолично начищу харю до зеркального блеска», - так он уверял себя, что прав во всех отношениях . Эд был их тех, кто предпочитал глумливое презрение шумным ячествам или мордобой оптом вместо громогласного тыканья пальчиком. Он мог часами давить других вкрадчивым моральным наседанием. В аудитории по-прежнему пищали карандаши и шмыгали страницы. Эдвард хотел было слинять с экзамена, но какой-то заика протянул ему затрепанный конверт. «Занудный паренек ботанического содержания», - решил он, стараясь в наглую игнорировать. - Эй, ты! Бери, кому говорят! А то вздую тебя, как розовый шарик! – шепнул худощавый староста. Мольбы тощего были услышаны. Эдвард взял записки, но вся его ухмылка от одного уголка губ до второго являла собой обещание отнюдь не жучиной расплаты. - Ну, спасибо, тощий, в туалет схожу. - Пошел ты, Ксен, к помойным крысам! Тебя как мусорный пакет выкинули! Ты никто, ты предатель, и это клеймо со сроком – пожизненно! Бывай, БЫ-В-ШИ-Й Рыжекрылый, - на этом староста отвратил нос. Всю эти дебаты Эд провыл песенку и со спокойствием удава принялся вскрывать конверт. «День Камня – День Кары» - было написано черными чернилами. Эд театрально развел руками, изобразив искренний страх. Еще бы написали «Сгинь, чума! Прокляну!», - усмехнулся он и запустил скомканный конверт в перегруженный знаниями затылок старосты. Не успел он и моргнуть, как из неоткуда на парту приземлилось, кружась в воздухе, рыжее перо и тут раскрошилось в пепел. Запахло палеными волосами. Ксен все подумывал, как довести старуху до истерии и дать деру, пока та плескается в гневной пене, но язвительный случай продумал ход за него. В крохотную форточку влетел черный шарик размером с добрый кулак и чуть не продырявил Эду голову. Послав все к черту, Ксен прочел на нем откровенное послание: «Эдвард! Ноги в руки, пальцы в зубы, штык в зад и ко мне на всех газах!!! Не то я из твоих кишок шведский стол сделаю! Люблю, Полковник». - Бегу, вот только слюну от радости подберу с пола и точно бегу! – съязвил Эд и мысленно дал Шнейдеру хорошего русского пенделя. Второй куб прилетел точно в макушку. Щеки Эда раздулись, стараясь не выпустить визг наружу. «Эдвард!!! Это чудовищно важно! Я насчет… захоронения Маи. Так что бегом ко мне, не то я тебе самолично пол сменю!». Ключевое слово «Мая» так и кольнуло стальной иглой в сердце. А сменить пол Эду грозили чуть ли не двадцать раз за день. Он решил идти. Разумеется, не потому, что спугнулся, как тявкающая собачонка от хлопа сапога, а потому, что видел в деле личный интерес. - Пардон, Мадам, могу я открыть окно? – обратился он к преподавателю. «Мадам» не оценила вербального поклона. - У меня ефть имя, нахальный мальчифка! - вспылила мадам. Крохотные очочки подпрыгнули на ее остром носу. - Мариса Фон Грозберг – Энзейштамлешь третья в своем роду… Могу я открыть окно? От Ваших дешевых духов меня пучит! Студенты с неприятным оживлением заулыбались. Мадам грохнула по столу пышной конечностью и покрылась оскорбительно-красными пятнами. Эд не дождался ответа и за один лишь хлоп ресницами распахнул окно. Взобраться на него стоило не малых усилий, а вот свалиться вниз в захватывающем полете намного проще, что было и сделано. - Не сердитесь, мадам, я Вас очень-очень уваж-а-а-ю! - пряча в зубах откровенный смешок, попрощался он с преподавателем. Энзейштамлешь приняла укол в самый эпицентр женского самолюбия. В этот же день на стол деканата шлепнула написанная с горячей руки 15-я докладная сугубо матерного характера.
Сообщение отредактировано в 16:30 21.02.11
|
Katerin•
Начинающий
|
Глава 4 МЕДВЕЖЬЯ ПРОСЬБА В дождливый полдень среди мутного отблеска фонаря эгоистичный парнишка держит путь в лагуну самого дьявола! Час на экспрессе и нора тартара разливает обеденную лаву. Эд зашел в кабинет как к себе домой и бухнул все свои метр восемьдесят на просиженное кресло. «Ксенон, ты опоздал!!! !», - выругался полковник запутанной нецензурной фразой. На первый взгляд его милейшее лицо не давало никаких поводов грызть ногти: шоколадного цвета кучерявые волосы, небрежно собранные в два пучка под фантастическим углом, такого же мотива брови плюс строгий изгиб губ. Смахивал слегка на черного барана – вожака преступного бараньего стада. Однако знающий его темперамент, мог смело вопить «SoS!», пыхтя в углу. - Где гроб? – кончил минуту молчания Эд. Шнейдер будто впихнул затычки и продолжал упорно кривить рот, штампуя документы. – Его нашли? – безучастно махнул ресницами он. Излом его бровей ежесекундно крыл всех сущим недовольством, точно каждая божья тварь была тайным шпионом врага. Равнодушие, с каким сама смерть замахивается косой, сочилось чрез любую его манеру, любой жест и поворот, но только не голос. Пономарь позавидует ровному как гладильная доска тембру. Под полуоткрытыми для мира сего веками ясно-янтарный ореол линял на безжизненно-пепельный. Эд обожал зашториться ресницами и сидеть с видом обиженной балонки, изредка потяфкивая и клацая челюстями. - Шнейдер! Спрашиваю в последний раз. Где? Полковник отбросил бумаги, точно ему не дали докончить квадрат Малевича, в воздухе повисло предвкушение неприятной беседы. - Гроб Маи найден? - Нашли, как и обещали. - Когда его погребут снова? Без громких церемоний. - Послушай, Эдвард, я тебе кое-что скажу, - полковник выдохнул как самолет при посадке и сложил руки калачиком, - но при одном условии. Лады? - По алее голым бегать не буду! Что у вас? - Те гробы с Гатей 1… День Камня. Все это такая лабуда! Восемь лет назад враги народа стерли с диатезного пуза Земли самое первое кладбище Гатэй 1, :бип:.… Там были все: погибшие в войнах, наши отцы и матери, даже наши дети… Все, что мы могли, это отплатить предкам дань, приходя в День Камня на скромные могилки. Теперь Гатей 1 хуже городской помойки. Зловещий пустырь, где ошиваются долбанные наркоманы и проститутки! Никто не мог даже уразуметь этого адского поступка. Они подорвали Гатей 1. Сожгли, как спичку. Чертова подпольная группировка! Вас не сажать, твари, вас расчленять надо! В нашем мире нет слова чудовищней этого. Наши ученые считают, что эдакие «враги народа» есть люди, в сознание которых просочился вирус X-CON-Gramm. Лобовая печать воли. - Типа пустоголовые зомби! Шнейд бес шутки упразднил смешок, угрожающе раздув ноздри. - Тысячи людей, - продолжил он, - приходят на этот пустырь в надежде найти хоть единую зацепку. И мы не устаем гнать их в тридевять лесов! Мертвых не вернуть, а дважды мертвых тем более. Сам сатана не создаст таких мразей, - полковник прикрыл рот рукой, кажется, завтрак решил подышать, - Чернокровцы (враги народа) – это ошибка нашей цивилизации, это смрадные сыны Аида! В 1913 году Виктор Альтес открыл секрет создания X-CON-Gramm. «Белая Библия – путь к спасению и процветанию нашего общества!» – громко заявил он. С помощью нее были открыты редчайшие виды этой техники и ее законы. В 1925 он обнародовал 1-ый опытный образец – Нулевой Экземпляр. Существо, подобное раздавленное крысе, тощий фрик на четвереньках и с пальцем во лбу, зато идеальная материя, гениальный ум, чтоб его! Однако, «ум без разума - ничто, разум без ума – нечто». Последующие экзепляры уродились красивше. Их легко было отличить: белоснежные волосы почти до пят, светлая кожа и заключивший в себе милосердие Ангелов человечный взгляд. Мы любили их. Они хранили в себе ядро мудрости, ядро непорочности и чистоты. Они были нашей обнаженной гвардией!! Пока не был создан он… 11-ый! :бип: сын… Как самый умный из Господних Ангелов стал самим сатаной, так и Одиннадцать предал нас. Возгордившись, он повел за собой всех десятерых. Эти твари сбежали, растерзав Виктора Альтеса на клочки. Но это было не самое страшное. Мы - хуже любой китайской пытки… мы унизили Господа, мы хотели быть богами, будучи помойными крысами. Человек не может быть Богом, но может быть в Нем! – Шнейд с болью выдохнул и сглотнул прозябший хнык. - Нет лекарства от глупости! Мы думали, что создали самих Ангелов! Как же Господь жестоко наказал нас. Вскоре среди обычных ничем не повинных людей появились они – Чернокровцы, враги народа! Оказалось, наши «ангелочки» распространяют вирус черной крови, вирус, делающий навеки вечные людей рабами, глушит их разум безумной идеей. Чего они хотят? Мы не знаем, они не выходят на связь. Но черная кровь поражает лишь тех, кто к ней склонен. Мы выяснили, что это люди V группы крови. Зачем Чернокровцы рушат наши кладбища? Зачем убивают убитых!? Нам не дано понять. В Библии написано, что придут двенадцать Ангелов и завершат бездумное существование человечества! Это бред. Чернокровцев не отличить от обычных людей, но в их жилах течет эта помойная черная дрянь! Мы и не понимали, как ценен Гатэй 1, пока не лишись его. Ты помнишь этот день, Эд? Когда гробы горели у нас на глазах. Но это еще не все, Ксенон. – Шнейд занервничал и, не хотя сие обнародовать, стал потирать краешек цепочки под шинелью. Из-под измятой рубашки поблескивал алмазным глазом крестик. - Полковник, я все это знаю. Повторение – мать заикания. Враги народа… Гражданская война… взрыв на 1-ом кладбище… Гробы наших отцов, пархающие в облаках! А Вас тогда по-моему парочка примяла-таки. Что там с Маей? - Никогда не говори Алену то, что сейчас переварит твой слух. Идет? - Идет. – Эд надулся как грелка, предчувствуя тухлый запах неудачи. Полковник склеил губы, достал сигару и с наслаждением закурил, снова потирая крестик. Было ему паршивенько, как ежику под танком. Крест был слегка странноват, процентов на 80 как странноват! Артефакт подпольной рати! Красное дерево с голубым кристалликом внутри. И все-таки какая-то бяка кувыркалась в этом кристалике, мельтешила, как зернышки в кофемолке. А в общем штучка была дорогущей. В переулках отодрали бы с шеей. Крест соблазнял Эда, манил к себе пальчиком, хотел выговориться, загромыхать, да и что там – оторваться от потной шеи полковника. Это не конец 4 главы))) Хай, будэ гречка!
|