История давно минувшего: Хозяин пустыни Страница 94

- Без мужчин будет скучно, - задумчиво вставил Идрис. Он, несмотря на рассеянность, слушал монолог Мэри с интересом. – Кому-то из вас придётся взять на себя все мужские дела и превратиться в… - он скосил взгляд, указывая им на сингу. – Представьте, Мэрилайн, что вам придётся заниматься сугубо мужским физическим трудом. Или сражаться в битвах, теряя конечности. Например, - он взял пальцы южанки в свои, - вот эту.
- А что плохого в битвах? – вступила в разговор синга. – Пасть в честном бою – честь.
- Ах, да, - Прилежный закатил глаза. – А сено в голове – это достоинство.
Рука синги метнулась к волосам, но ничего там не обнаружила, даже не поняв, что мард говорил метафорически.
Лент, тянущихся от дома к дому, становилось всё больше, как и гуляющего шумного народа. В конце концов, возница остановил рикшу и сказал, что дальше господам придётся идти пешком, так как ярмарка в самом разгаре.

Небольшая, по меркам Баар-Шана, площадь была очень популярна среди жителей и гостей города. Здесь показывали всевозможные представления артисты, стекающиеся со всего Тирмарда. Можно было найти даже арбарианского шамана-предсказателя или мохнатых дагларов, показывающих чудеса владения тяжёлым зачарованным оружием. Песни, танцы, театральные представления – на любой вкус и кошелёк. Если артисты понравились, их могли нанять на свадьбы или другие праздники, оттого все старались, показывая свои навыки.
- Рин, Рин, Рин! Покажиииии! – толпа детей, облепив смеющегося Оникса, выпрашивала у него иллюзии. Парень, раздав им сладости, надеялся сбежать, но лишь ещё больше раззадорил детское любопытство. – Покажи Гранмор! Острова! Алдарион! Цилиней! – кричали они наперебой, вися на его руках и ногах. Мелкие марды вперемешку с сингами смотрели на иллюзиониста с предвкушением.
- Ты не должен этого делать, - проворчал стоящий рядом парень в черном балахоне. – Мы не клоуны. И нам пора.
Икер выглядел крайне недовольным. Неназванный послал его за надоедливым недодагларом. В отсутствии мерзкого арбаро не осталось того, кто может насильно загнать Оникса в нужный момент в Башню, поэтому невыполнимая миссия легла на плечи мрачного ученика.
- Ой, отстань, - Ярин закинул на плечо особо шумного крылатика. – Что ты как пятно нефти в цветочном саду? Это же ярмаркаааа! Веселись, Кара!
- Икер.
- Ну, я и говорю, - Оникс подкинул мальчишку, и тот, захлопав крыльями, быстро плюхнулся обратно ему в руки. Перья брызнули во все стороны, а вместо них на спине расцвели яркие крылья бабочки. Детишки дружно запищали от восторга.
- Я бабочка! – закричал синг, и прохожие, смеясь, захлопали в ладоши.
- Тебя ждёт учитель. Мы должны практиковаться.
- А я что делаю? – вверх смерчем взлетели тысячи бабочек. Дети бросились их ловить. Едва маленькие ладошки смыкались на иллюзии, она лопалась, словно мыльный пузырь, доставляя ещё больше восторга.
- Балуешься фокусами.
- Попробуй, Кара, - подмигнул ему Ярин.
- Икер. И не подумаю. Растрачивать силы на что-то столь мелочное, - он хмыкнул и отвернулся, демонстративно скрещивая руки на груди.
- Ой, да, ладно! Ну хоть рой шершней намагичь, а? Жуков, не? Червей земляных?
- Идём в Башню. Тот, кто владеет Завесой мрака, не должен развлекаться… бабочками.
По лицу Оникса пробежала тень. Упоминание темноты отдалось мимолётной болью. Ярин знал, что Икер завидует. И он бы с радостью отдал ему первенство, лишь бы Данав отстал со своими ожиданиями. Но ситуацию было не изменить. Усердный второй ученик оставался вторым. И страдал ещё больше, оттого что первый не хотел быть первым.
- Одна иллюзия, Кара, и я ухожу с тобой, хорошо? Но ты постарайся, - Оникс улыбнулся, глядя в тёмные глаза.
- Чего ты хочешь? – сдался иллюзионист. Это был единственный шанс справится с заданием Данава.
- Хм… дай-ка подумать? Давай, Нейднага, - шепнул он очень тихо.
Икер отпрянул.
- Совсем сдурел?!
- Слабо? Ну… Мини Нейднага? Совсем маааленького, - Ярин обозначил размер дракона размахом рук. – И я иду с тобой. Детишки, - обратился он к снова повисшей на нём ребятне. – Дядя Кара покажет вам страшного дракона, хотите?
- Даааа!
Ор был такой сильный, что Икер поморщился, но деваться было некуда. Сосредоточившись, он взмахнул руками и тени собрались перед ним в плотную клубящуюся массу, из которой гордо выступил чёрный бескрылый дракон, сверкая красным глазом и блестя чешуйчатой бронёй.
- Ваааа! – полушёпотом одобрили дети иллюзию и прижались к Ярину, прячась от полного гневом взгляда старого воина.
Блики сбежались к рукам Оникса и перед Нейднагом возник Арктикус, сверкая белизной снега вершины Вазара. Он парил над землёй, взирая мудрыми глазами на собрата, и каждая его чешуйка полнилась светом.
Обе иллюзии были настолько же реальны, насколько реальны были люди вокруг. Многие остановились, с восхищением глядя на творения магов.
- Пусть они сразятся, - прошептал маленький синг, робко протягивая руку и касаясь хвоста Арктикуса.
- Я сделал, как ты просил. Теперь идём, - дракон Икера выпустил в сторону Арктикуса струю огня. Но она столкнулась с ледяным дыханием на середине пути.
- Хорошо-хорошо. Я обещания держу. – Обе иллюзии исчезли. – Детишки, бегом к родителям. Дядя Кара забирает меня.
- Икер, - послышалось сквозь возгласы разочарования, и Ярин усмехнулся, раздавая лёгкие шлепки особо настырным.

Океан захватил Юэлина. Любой ниру, обожающий свою стихию так, как Туан, не смог бы противостоять магии этого места. Кто-то создал здесь комфортную для водного жителя среду. И нируанец чувствовал, что этот кто-то рядом, но пока не показывает себя. Погружаясь вглубь, утягиваемый Гиэйн, Ю расслабился, глядя на удаляющуюся искрящуюся поверхность. Воображение рисовало дорогой сердцу Альфеллидион, залитый солнечными лучами. И ещё более дорогой Нижний Альфеллидион.
«Что я делаю в этих пещерах? Что за бессмысленное существование? О, Ниру! Молю тебя! Дай мне силы преодолеть запреты и вернуться домой. И я не покину больше море. Мне не нужны эти камни. Ни один из этих холодных грубых камней»
Ю очнулся, когда Алэйя слегка тряхнула его, приводя в чувства. Он взглянул на неё отстранённо. Всё его существо было очень далеко отсюда. Мгновение глаза его хранили холод, но вдруг резко выражение их изменилось. За спиной девушки, вдалеке, что-то двигалось, неторопливо приближаясь. И как бы ни было сильно желание сбежать, сдвинуться с места они не могли, ожидая неотвратимо надвигающееся нечто.

Дракон приблизился и остановился, разглядывая незваных гостей. Он был молод, но Ю не сомневался, что война коснулась его. Почему-то в этот момент нируанец вспомнил именно Эру Драконоборцев. Возможно, какой-то предок вот так же оказывался лицом к лицу с ящером, и при этом не испытывал страха.
Водные духи затрепетали вокруг Туана, отвечая на призыв, и защитный барьер закрыл Ю и Алэйю от возможного нападения. Домус, обычно уверенный в своей магии на сто процентов, теперь искал возможный изъян в защите. Дракон фыркнул, выпустив из ноздрей сонм пузырьков. Хвост вильнул рядом с нируанцами мощным потоком отправляя их ещё глубже. Когтистая лапа потянулась следом, чтобы схватить, но наткнулась лишь на встречный поток, отбивший её. Давление драконьей магии снизилось, проявились очертания ближайшей стены с тёмными трещинами разломов.
- Уплывай, - жестом показал Ю.
Получив сопротивление, дракон заинтересовался гостями. Туан приготовился к его новой атаке. На самом деле он совсем не хотел мериться с ящером магическими силами. Он, вообще, был бы рад оказаться за спиной Тарая. Но выбора ему не оставили.

Саграфт даже испугался служанки, что буквально прыгнула на него по его возвращению. Девушка бросилась ему под ноги, прижимаясь лбом к полу, и взмолилась:
- Ромунд-бай, пожалуйста, поторопитесь: вас желает видеть Хозяин.
- Что за спешка? – изумился мужчина. – Поднимись, дорогуша. Ты заставляешь меня чувствовать себя неловко.
- Прошу вас, поспешите, - чуть не плача, пробормотала девушка, пока вставала. Впрочем, головы она так и не подняла, пятясь спиной. К Ромунду прокрались подозрения. Он чуть прищурился, вспоминая встречу с Кайратом, с которой только что и вернулся; «уже настучал?»
Проходя мимо пышущей жаром и ароматами кухни, Саграфт наткнулся на Нила. Слуга устало и раздраженно разгонял сплетничающих слуг, а когда его взору попался мужчина, он на мгновение замер. Насмешливо улыбнувшись, Ромунд фривольно потрепал юношу по волосам и, захватив со стола яблоко, продолжил путь к Руни.
Хруст фрукта стал первым звуком, ознаменовавшим приход Саграфта. В покоях было тихо. Никто не обратил на него внимания – слуги продолжали заниматься своими делами, и Ромунд, остановившись посреди главной комнаты, с удивлением посмотрел по сторонам: рабы словно прятали от него глаза.
- Руни? – позвал он. – Ты нынче снова не в духе?
- Я даю тебе две минуты, чтобы сказать все, что, по-твоему, я должен знать. Имей в виду, что все, что я должен знать, мне уже известно, и это лишь оценка твоей вшивости, - тяжелый голос Хозяина раздался за спиной, и Саграфт обернулся на него: Руни вышел из спальни в домашнем халате, но уже с трубкой. Последние дни господину не здоровилось, оттого голос его хрипел, а темнота под глазами стала еще гуще, усугубляя и без того мрачный взгляд.
Губы Ромунда дрогнули, он приподнял брови, а после развел руками.
- С чего бы начать?
- Ты меня раздражаешь.
Фраза была сказана так, что не поверить в нее было невозможно. Хозяин был серьёзен в своём недовольстве, что крайне редко случалось в отношении Саграфта, и тот, в свою очередь, мгновенно оценил настроение собеседника, выпрямляясь и убирая привычную неприятную улыбку с лица. Огрызок яблока достался служанке, и Ромунд, освободив руки, скрестил их на груди.
- Полагаю, дело в торговом дияре? Я навестил его только что. Меня интересовал один вопрос. Он никак тебя не касается и, одновременно, касается тебя напрямую, - он покусал кончик языка, подбирая слова. Ромунд знал, что Руни придется рассказать о бастарде. Но, несмотря на все красноречие южанина, Саграфт крайне не торопился поднимать эту тему напрямую.
Нил остановился у двери. Между ней и комнатой оставался плотный ряд занавесок из бусин, укрывающих арочный проход. Юноша собирался войти: он слишком долго отсутствовал и собирался проверить состояние Хозяина, уже несколько ночей мучающегося от жара и смежных недугов. Некоторые рабыни, однако, задержали его, предупредив, что Руни был очень недоволен и искал своего южного гостя.
- Оставьте нас, - обронил Саграфт, обращаясь к другим слугам в покоях. Рабы тут же побросали свои дела, исчезнув в соседних комнатах. Нилу стало не по себе: следовало тоже уйти, но ноги не слушались – он боялся задеть бусины, что выдали бы своим звоном его присутствие.
- Ах да, - юноша видел сквозь занавески, как Ромунд сдвинулся с места, сведя руки за спиной. – На счёт Аин…
- Уже наслышан, - оборвал его жестом Щедрый. – Я говорил тебе, что это излишне. Я мог одним словом разорвать эту помолвку.
- Так отчего же не поступил так раньше? Сын Теана здесь сильно мешает. Ты сказал мне поступать как знаю – мальчишка все равно не важен тебе теперь. Сейчас он пустое место.
- Ты отошёл от главной темы, - поморщился Руни. – Я миллион раз слышал твою болтовню.
- Дияр, - Ромунд облизал губы. – Мне нужна была информация, как я уже сказал. На счёт одного твоего слуги. Ты знаешь, на юге сейчас неспокойно, я вынужден действовать быстро, иначе вместо меня это сделает кто-то другой.
- Болтовня.
Саграфт сглотнул, сдерживая недовольный вздох.
- До Роана дошли слухи. Сейчас уже нет оснований им не верить. Ты в курсе, что сын короля погиб на островах. Его Величество осознает своё шаткое положение, усугубившееся и восстанием на Нанданавана, и потерей прямого наследника. Не я один дышу ему в спину. У него должен быть преемник. И он есть, - Ромунд говорил короткими, четкими фразами, больше не увиливая. – О слухах. У него был бастард. Видимо, он вспомнил о нем только сейчас, - южанин поморщился с неприязнью. – Оттого вышло, как обычно: он его потерял. Кинулся искать. Нашел, - с каждым словом мужчина говорил все неохотнее. – Светлокожий и светловолосый, кареглазый, - Ромунд вздохнул и перекатился с пятки на носок: ему было сложно сдержанно стоять на одном месте. По сути, он отчитывался, и это противоречило всему его существу. – Его тебе отдал твой торговый дияр после смерти прошлого раба. По его словам, это лишь крайне удачное стечение обстоятельств.
Руни нахмурился. На мгновение он даже отвёл взгляд от Саграфта, задумавшись. Недуг неожиданно щипнул его слабостью, и он тяжело опустился на тахту, удерживая трубку на весу.
- Ты о...
- Да. О Ниле.
Лицо Хозяина исказило множество морщинок, как от кислого вкуса. Услышанное ему не понравилось, и он не спешил принимать его на веру. Видя это, Саграфт поторопился продолжить, заговорив уже о собственных соображениях.
- Раньше он служил у вдовы на юге. Гостеприимный говорит, что та была его давней знакомой, и мальчик достался ему в подарок, как и часть ее имущества. Не верю. Сам он совершенно точно знает о том, кто такой этот слуга. Я думаю, его подкинули к тебе неспроста. Вряд ли всем этим руководил сам Гостеприимный. Он не выглядит как человек с политическими интересами. Его волнует финансовая выгода и ситуация на рынке. Больше ничего.
- Я знаю, чей это был заказ, - произнес вдруг Руни, опершись на подлокотник. Плохое самочувствие сильно сказалось на нем, и слова давались ему нелегко, сопровождаемые сильным хрипом и кашлем.
- Чей? – тут же среагировал Саграфт, подходя к нему. – Эй, Руни? Давай я позову слуг. На тебе лица нет, - он произнес это с неподдельным беспокойством, готовый даже отложить разговор.
- Твой брат, - прервал его Щедрый, - получается, знает?
- О Ниле? Да, он узнал первым.
Руни затянулся из трубки, и после нескольких секунд задумчивости сказал:
- Вероятно, они спят. Мальчишка бегает к нему по ночам. Я позволяю.
- Повтори? – переспросил Саграфт с отвращением. – И давно?
- Полагаю, - он снова замолчал, но прежде, чем Ромунд подал голос, Руни добавил. – Подыщу себе нового раба. А ты не тронь мальчишку и пальцем. Я сам решу, как им распорядиться.
- Его нужно убрать, - несдержанно отозвался Саграфт.
- Дорогие вещи просто так не выбрасывают. Сюда! – он повысил голос, и одна из служанок почти тут же вынырнула из-за двери. – Принеси мне в спальню вина.
- Руни, этот мальчик...
- Я тебе больше не позволю жить так, словно Хозяин здесь ты. Ты свободен, Ромунд.

Нил шел, не видя ничего вокруг. Подслушанный разговор гудел в голове обрывками фраз, пока сердце билось где-то отдельно от тела, ибо, казалось, его стук доносился отовсюду. Окружающие звуки слились в сплошной гул, юноша не вглядывался в лица людей, что проходили мимо него, не оборачивался на возмущенные восклицания вельмож – он просто куда-то спешил, не чувствуя ног.
Салим схватил его за руку достаточно грубо, чтобы раб опомнился. Он вздрогнул и обернулся, посмотрев на мужчину как-то диковато. Тот в ответ поморщился:
- Почему ты здесь? У Руни-бая спал жар?
- Откуда мне знать?
- В смысле, сса урр?!.. Сагира-бай велела…
- Салим, там полно слуг. Что с ним случится? – с раздражением ответил юноша, отнимая руку, и управитель даже опешил, никогда прежде не сталкиваясь с такой реакцией слуги. – Я просидел с ним всю ночь. Ваха понятия не имеет, что делать, просто набросал в чай каких-то трав, чем я, по-твоему, могу еще помочь? Хозяин злится, отказывается пить этот гадкий отвар и не выбирается из спальни. Это хотела знать Сагира-бай?
- Нил!
- Мне доложить ей лично? Передать новость Аин-бай? Может, принцесса захочет прогуляться, пока отец прикован к постели? Встретится с Гостеприимным, а после уединится с Сахо-баем, ведь… - он говорил быстро, не думая и не дыша: в конце концов, его рот жестко зажала ладонь Салима. Желваки заиграли на его скулах, пока он провожал взглядом двух болтливых служанок. Нил просверлил его пылким взглядом, и старший раб ответил тем же.
- Только попробуй в таком настроении попасться Госпоже. Пока Ваха не разберется, в чем дело, не отходи от Руни-бая. Ему может стать хуже. Понятно? Я устал не меньше твоего. Не хочешь неприятностей – делай, как говорю.

Поместье Роттенджинос не большое, как принято на юге. На окраине Центрального района, холодное, строгое, овеянное разнородными байками и меж тем не внушающее страха. Избрав своей родиной золотую пустыню, пришлось поплатиться размахом, чтобы очутиться под единственной возможной защитой от внешнего мира. Анзиал подобно темноглазому ястребу обозревала владения поместья. Аккуратно остриженная изгородь, выложенные белым камнем дорожки, ухоженное крыльцо и массивные двери. Почти все окна дома прикрывают тяжёлые шторы. На карнизах и ставнях залегли песчано-пыльные холмы, при ветре сползающие в иссыхающие кусты вейгелы, поросшие колючим сорняком, разрывающим ствол медленно вгрызающимися шипами. Контраст погибающих растений и педантично прибранных дорожек - живое олицетворение характера хозяев поместья.
Данную землю Авмаар передал во владения семьи Роттенджинос сразу же, как окончилась война. Можно сказать, что Стэльмус Амадей Роттенджинос был одним из тех, кто строил фундамент для магического города. Стэльмус являлся тем редким примером преданного друга среди южного мардийского народа, который остался стоять на своём, даже когда война подошла к неожиданному финалу, принесшему войскам Дракониса крах перед давлением разрастающегося Тирмарда. Старый хитрец сумел обвести всех вокруг пальца, служа короне до последних дней, исподтишка путая планы, мешая поднимать тела умерших и о многих других разных каверзных поступках, как же Роттенджинос ещё навредил королевской семье, слышалось сквозь года, когда вскрылся обман, но сбежавшего под защитное крыло Авмаара никому не суждено достать. Кроме самого Авмаара. Также игриво и незаметно, как Стэльмус обхитрил Фартуна, так случилось и с ним самим. Сын некроманта влез в магические дрязги, устроенные Фейном, за спиной родителя и повяз в них, затягивая корни свои в грязь. Магия крови, поначалу принимаемая с удивлением и интересом становилась всё мрачнее, пока не произошло то, что произошло. Сын Стэльмуса остался жив лишь благодаря отцу, но благодарить того он не спешил, прозвав предателем.
Поместье скрылось с глаз за возвышающимся фасадом общественной бани, куда принесли сингу сильные крылья. Анзиал оправила меч и направилась в обход строения к условленному месту встречи пешком. Годвин Роттерджинос ребёнком слыл шумным и своенравным, Стэльмус всегда смахивал эти качества на его мать торговку, мало признавая во вздорном характере свои черты, так и не поняв обиды, затаённой на него своим же сыном. Во времена войны все молодые отпрыски делились лишь на два лагеря: желавших выжить и мечтавших прославиться. Годвин приверженец второго русла так и не получил того, чего жаждал всем сердцем, зато получил знаменитого отца, которого с течением лет возненавидел за трусость. Ведь не иначе как трусость не позволила ему вовлечь сына в свои дела, помогавшие творить историю.
- Это же смешно. Страх Стэльмуса оправдан! Да, Годвина могли казнить без всякого разбирательства причастен тот или нет, раскройся обман, но всё же шанс на спасение оставался. Стэльмус поступил, как отец.
- Верно, но Годвин считал, что умереть зная истинную причину лучше, чем не зная ничего жить дальше. - Алриан усмехнулся, глядя на главу стражей. - Я говорил об этом Стэльмусу, ведь нас с тобой всегда воспитывали в чистой правде без утаек и фальши. На самом деле Годвин был прекрасным солдатом, но злость на отца исказила его благородство в алчность. Ты не хуже меня это знаешь.
- Хуже, ведь я не распознала в нём предателя, пока ты не ткнул меня носом.
- Любовь ослепляет сильнее, чем ненависть, Анзиал.
Синга притормозила, пропуская мимо процессию из учеников водной школы, как маленький ручеёк в своих синих одеждах, заполнивший улицу. Вечерний разговор с главой Баар-Шана, состоявшийся после ухода сэхрийского посла, стоял перед глазами, затмевая взор.
- Хорошо, что коронованный тиран испустил дух, иначе я не смогла бы жить, имея одинаковое с ним чувство предательства семьи Роттенджинос, - невесело улыбнулась Анзиал. Ощущение напряжения при воспоминании дня казни Фейна охватило тело, однако, Авмаар ни чем не выдал недовольства по поводу тех событий, вынуждая ближайшую помощницу вести себя расслабленнее. Он понимающе улыбнулся, кивком указав на выдвинутый из-за стола стул, когда синги пересекли Малый зал собраний, и Анзиал подчинилась с тихим вздохом.
- Годвин своим поступком отплатил отцу сполна. Ведь Стэльмуса не поймали, а вот его, - Алриан прошёл мимо, вернувшись через мгновения с кувшином и двумя кубками, которые встали на стол с негромким стуком металла о дерево, - взяли с поличным, и отец оказался не удел, так же, как сын когда-то. Годвин так и не смог понять, что Стэльмус старался защитить его, а не предать.
По кубкам хлынул эль, разбавляя разговор своим весёлым бегом.
- Думаешь, из-за этого он не отступился от начатого?
- Продолжил то, во что был втянут Фейном? Возможно. Все живут, сражаются и умирают ради своих идеалов. Не будь в нас такого стремления, умерших не своей смертью было бы гораздо меньше. - Авмаар отодвинул кувшин и протянул один из кубков собеседнице. - Затмить отца его первостепенная цель, а уже потом продвижение идей магии крови. То, что они даже подозревая Курсе, оставили место сбора в поместье Роттенджиносов лишь тому подтверждение.
- Ты завёл разговор о Годвине, потому что переживаешь об успехе? - Анзиал чуть склонила голову ища во взгляде Авмаара несуществующие колебания. Мужчина улыбнулся, обнажив зубной край, и присел на край стола подле синги, не разрывая контакта взглядов.
- Чтобы развеять твои сомнения, Анзиал.
- На этот раз я выбрала верную сторону и не имею даже тени их в своей голове.
- Тогда можем выпить за грядущий успех. - Авмаар легонько стукнул краем кубка о кубок синги, первым делая глоток.
Синяя волна схлынула, освобождая дорогу, и Анзиал совсем скоро оказалась в одном из зелёных островков внутри города. Магия арбарианцев, занесённых попутным ветром на край материка, поддерживала растительность, создавая потрясающую тень. Синга прошла мимо резвящихся детей, глубже в листву, задевающую крупные крылья и оказалась вне шума города. Улицы Баар-Шана зачастую имели разные уровни, так и небольшой лес возвышался над окраиной. До поместья не более минуты полёта. Его красные крыши плыли жаром под вознёсшимся светилом, когда синга поравнялась с Авмааром.
- Моэрэ арма, Алриан. На улице нет слуг, но территория от ворот до дома ухожена, значит Годвин и вправду в поместье.
- Да, Стэльмус сейчас гостит в Драконьих Пиках, - Алриан кивнул. - Я уже всех предупредил. Если будут оказывать сопротивление - убивать не раздумывая. Курсе я выведу сам.
- Курсе ещё жива? - Анзиал искоса посмотрела на главу. Брови его нахмурились.
- Разумеется.
- Алриан, она ведь тоже последовательница Фэйна.
- В той же степени, что и ты, Анзиал, - Авмаар повернулся и строгость его взгляда, вытянула сингу в струнку. - Если кто-то тронет Офелию, отправится под суд моего меча.
- Также, как и те, кто тронут Лирель? - Анзиал неприязненно покривилась, услышав имя некромантки и, к слову, вспомнив о мелкой приспешнице Беспокойной.
- Также, как и те, кто тронут тебя, - взгляд голубых глаз не смягчился. - Довольно бесполезных разговоров, Айдж пришёл.
Упомянутый синг выглянул из-под кроны дерева, став последним, кто должен был прибыть.
- Моэрэ арма, - парень кивнул. - В лавке никого, только хозяин. Аниан остался там, как и приказано.
- Прекрасно. Значит, пора действовать. Айдж, идёшь со мной. Анзиал, на тебе главный вход.
- Есть.

Ваяр обрушился около Иши непривычно громко. Он буквально рухнул в песок, съехав вниз по дюне. Быстро и резко расправив плечи, отчего раздался характерный хруст, он распахнул плащ, и тот затрещал электричеством. Все перья встали дыбом, наэлектризованные, и их буйство передалось волосам. Обернувшись, арбарианец вскинул взгляд на илана и отряд, в ожидании замерший.
- Ну и? – не стремясь перекричать шквалистый ветер, нетерпеливо поинтересовался Осторожный. Взгляд Шерхата с птичьей дикостью переметнулся в сторону, на земляного мага, что должен был создать иллюзию нападения Змея. Заклинателю стало чуть не по себе: после резкого обращения глаза Ваяра не успели приобрести человеческий вид и оставались полностью черными.
Арбарианец продолжал молчать, и Иша не выдержал, спустившись к нему – песок взметнулся в воздух, мгновенно подхватываемый ветром и рассыпаемый повсюду. С каждой минутой видимость становилась все хуже, а звезды совсем скрылись за тучами. Жечь костры и факелы было нельзя, и оставалось терпеть бурую темноту, наполненную холодным свистом. Мард остановился почти вплотную к арбарианцу, беспокойно его оглядывая.
- Шерхат?
- Не надо, - тихо произнес Ваяр, обращаясь к одному лишь илану. – Дело плохо. Ты чувствуешь? – он чуть кивнул головой вверх. – Я чувствую опасность. Лучше отойти обратно к городу, пока не разразилась гроза.
Мард уже было возразил, но вдруг обернулся, отыскивая взглядом Ришту, стоящую дальше всех, оттого почти не различимую за шквалом песка. Однако даже это не мешало заметить, насколько та нервно себя ведет: Иша заметил это еще давно, но не придавал значения. Однако компания арбарианцев, казалось, делала его все более и более суеверным. Ему и самому было не по себе. Но он убеждал себя, что то лишь влияние арбаро.
- Это лучший момент, чтобы атаковать – погода, напротив, лишь на руку. Мои люди обучены работать в любых условиях. Мы не будем отступать от плана.
- Глупец, - шипяще выплюнул арбарианец и нервно отошел, вскинув руку на мага. – Начинай. Они остановились.

- Перевяжите поклажу! Не отходите далеко!
Крики раздавались то тут, то там. Ветер срывал разноцветные флажки с повозок каравана, и пестрые ленты мгновенно становились бесцветными, растворяясь в черно-коричневом небе, порою делающимся светло-светло фиолетовым от вспышек молний меж громоздкими кудрявыми тучами. Обычные путники были порядком напуганы, и провожатые пытались восстановить дисциплину. Нируанцы, в отличие от мардов, держались сдержанно, однако волнение выдавали скрытые жесты вроде сильно сжатых рук или неестественно прямой спины. Оказаться в чужой стихии, столь враждебно настроенной для любого ниру было стрессом. В тот момент, казалось, даже самый убежденный циник верил и в Змея, и в гулей, и в любую другую чертовщину…
Окуана была страшно напугана. Раскаты грома отдавались где-то в самом сердце, разбегаясь после ледяной дрожью по всему телу. Сначала она спряталась в повозке, но замкнутое пространство ощущалось еще хуже – казалось, за дверьми кареты происходит конец света, который настигнет ее саму лишь после того, как все погибнут. Лиам же была из тех, кто предпочел бы умереть первым.
Она ждала мужа. Хотела, чтобы он пришел и заверил в безопасности происходящего, ей казалось, что это нечто очевидное, не требующее напоминания, просьбы, но Фейлон, по всей видимости, был иного мнения – он говорил с вожатыми каравана, совсем далеко от повозки жены, пока та, окруженная паникующими людьми, едва сдерживала слезы и растерянно стояла на подножке повозки. Служанки пытались до нее докричаться, но женщина не слышала ничего, кроме грома и не видела ничего, кроме далекого-далекого мужа.
- …у нас сбежал один варан. Сса урр, сколько товара сейчас пропадет в пустыне?! Я и так в последнее время несу одни убытки…
- Возможно, нам следовало продолжить путь. Успели бы добраться до внешних границ Сэх-Ры. Всяко лучше, чем быть отрезанными от мира посреди пустыни.
- Сейчас уже поздно. Будем уповать на то, что гроза окажется недолгой, и мы сможем ее переждать, не увязнув в песках.
- Помолитесь своим богам, Фейлон-бай? Нам, мардам, и молиться-то некому, - не всерьез обронил один из беседующих мужчин, и нируанец ответил мгновенно, хотя до этого казалось, что он давно утерял нить беседы и перестал ее слушать:
- Вису не молятся о спасении.
- Никудышный у вас бог…
Вис уронил на него тяжелый взгляд, и в этот момент к ним подбежала служанка. Ткани ее неуместно нируанских одежд яростно терзал ветер, бросая из стороны в сторону, и та судорожно ловила легкие юбки.
- Лин Вивье… госпоже стало плохо.
Фейлон вздрогнул и поднял голову, посмотрев на повозку, которую мысленно не выпускал из внимания все время – на фоне жреческих нитей взор уловил мутные очертания жены, что склонилась, держась за живот, поддерживаемая тремя слугами. Нируанец мгновенно сорвался с места, успев лишь выкрикнуть:
- Ана!
Земля задрожала, и вместе с хлынувшим ливнем все вокруг загрохотало. Уши заложило от грома и криков, и Фейлон не устоял на ногах – он чувствовал всем телом вибрацию, исходящую из-под земли, и та подкосила его. Он вновь бросил взгляд на жену, но уже не отыскал ее за панической суетой. Песок перед ним прорвало, словно бы вдруг открылся гейзер, отовсюду полезли надколотые валуны, переворачивающие повозки и людей, и мужчина окончательно потерял равновесие. Он упал на спину от очередного толчка землетрясения, мокрый песок облепил его грязью, и он едва успел прикрыться руками, когда прямо на него, убегая от падающей повозки, сиганули двое мардов. Где-то бешено ржали лошади, пытающиеся выбраться из зыбучего намокшего песка. Вода заливала лицо, и сразу после ветер бросался пригоршнями песка, а земля толкала и царапала камнями.
- Ана!!! Ана! – Вивье, сумев подняться, расталкивал людей, не переставая выкрикивать имя жены. – Ана! – вырвавшийся крик вышел хриплым, почти истеричным, и Фейлон поймал себя на мысли, что он в ужасе.
Жреческое чутье притупилось, и мужчина словно бы полностью ослеп. Все лицо залепило грязью. Уже ничего не было видно, зато от оглушительности звуков закладывало уши – крики, истерия животных, грохот, гром, свист ветра и плеск дождя: все смешалось.
В Вивье что-то с бешеной силой врезалось, откинув назад. Он вновь оказался в грязи, и только открыл глаза, как весь обзор заполонила хищная черная тень. Огромная птица впилась в него когтями, расцарапывая лицо и грудь. Клюв клацнул в миллиметре от глаза, и нируанец мощным ударом отшвырнул беса. Тот, кувыркнувшись в воздухе, приземлился в мякоть земли уже человеком – из-за плаща он казался в два раза больше, чем есть, а в следующий момент вспышка молнии озарила ощерившиеся кинжалы. Не дав никакого продыху, арбарианец вновь влетел в Вивье, отталкивая его мощными ногами в землю. Кинжалы полоснули по локтям вместо горла, распахнувшиеся глаза жреца загорелись белым, и на мгновение рассудок Ваяра померк. Ослабли руки и поплыл взгляд.
...Жречество не было боевой магией. А при Фейлоне не было оружия. Шерхат собирался этим воспользоваться.

Лицо в слезах озарила вспышка молнии, и из груди женщины вырвалось неестественно хриплое рыдание. Она, давно упавшая, попятилась назад, накрывая одной из рук живот. Растерянность и страх мешали ей использовать магию: она, казалось, вообще забыла о существовании духов – все, что она видела, это горящие звериные глаза перед собой, чужие и непонятные, жуткие, обрамленные кровью зверски убитых слуг. Вивье бросила быстрый взгляд на обмякшее тело стражника, убитого арбаро, и с невыносимым ужасом и страхом подумала, что так все и кончится.
- Фио ми, лин Криато, - зашептала она неосознанно, продолжая рефлекторно пятиться. Ришта все также стояла на месте, но из-за непонимания ее мотивов Окуане делалось лишь хуже и страшнее.
Осторожный, который и взял на себя ответственность покончить с женой нируанского лорда из-за отказа Ваяра делать это, вырвался из пыльного облака брызг и песка полностью грязный, залитый кровью – своею и чужой. В руках он плотно сжимал два ятагана. Грудь его тяжело вздымалась, а белок глаз казался неестественно ярким от контраста с черной грязью.
- Убей! – гаркнул он на Ришту, поняв, что та остановилась вновь из-за арбарианских правил. Шаманка никак не среагировала, и мард зарычал, быстро подходя к ним. Окуана почувствовала реальную угрозу, исходящую от него – если в глазах арбарианки было нечто непонятное, дикое, то мужчина надвигался на нее с абсолютно ясной и понятной целью.
Вспышка горячих эмоций придала сил, и женщина сумела подняться. С вскриком она отразила удар ятагана сверкнувшим льдом, тот раскололся и белыми искрами осыпался вниз. Нируанка отходила, одну за другой создавая ледяную преграду, но мард, опьяненный кровью, разбивал их, как песок. Очередной выпад обернулся удушьем: грязная горячая рука сомкнулась на горле мощной хваткой, приподнимая женщину над землей. Та вцепилась в пальцы мужчины одной рукой, второй неизменно держа Лидека, и попыталась отпихнуть убийцу ногой, но лишь безвольно будто барахталась в воде.

Окуана вздрогнула и приложила пальцы к шее. Все вокруг вновь на секунду стало светлым, и нируанка постаралась запомнить каждую черточку лица молоденькой арбарианки, что встала между нею и огромным взрослым мужчиной. Тот вновь кинулся вперед, мощно отталкивая девушку, и Вивье побежала – длинная юбка мешала, в грязи вязли босые ноги, давно растерявшие обувь… она схватилась за поводья беспокойно топчущейся лошади, что испугано ржала, но трусила убежать от людей. Нируанка наотмашь ударила воздух, и тот зазвенел множеством острых льдинок, дождем обрушившихся на Осторожного.
- Но, но! – уже на бегу с трудом забираясь на лошадь, прокричала Окуана, и перепуганное животное помчалось, куда глядят глаза. Вивье боялась оборачиваться и просто зажмурилась, наклонившись к шее лошади, глотая слезы. Она не могла думать о том, что случилось с мужем, благодарная хотя бы за то, что отец остался в Танаале.