История давно минувшего: Хозяин пустыни Страница 90

Сбегать из одной большой каменной коробки в другую поменьше смысла не было, а потому выбор был очевиден.
- В хвост. – Кисточка нетерпеливо сглотнула, будто ей предложили путешествие к Гранмору с экскурсией к горячим источникам. Тем более предлагаемая свобода в закрытом кабинете ей не особо нравилась, а вот исполнять она умела и, если сказали следовать, то будет, главное лоб по дороге не расшибить.
- Можно взять это, это, - она указала на перо с закупоренной чернильницей, - и бумажку? Не навсегда, обещаю вернуть. – Не успев добавить в письмо желаемые мысли раньше, которые как обычно пришли опосля, она решила исполнить свой план где-нибудь в пути.
После утвердительного взмаха рукой, арбаро сгребла все названное себе и направилась на выход, явно сполна насладившись созерцанием кабинета в прошедшие полчаса.

Сахо был очень похож на первую любовь Мэрилайн. Девушка уже смутно помнила прежде симпатичное ей лицо, зато отчетливо в памяти отложились эмоции, которые она к нему испытывала. Он был весел, галантен и остроумен, загадочно появлялся и так же загадочно исчезал, любил играть в карты и шуточно разыгрывать сольные пьесы; Мэри тогда было четырнадцать и она, конечно, отдала ему сразу все: первое признание, первый поцелуй… после ее отцу пришлось выложить немалую сумму денег, чтобы откупиться от страстного кавалера, коему уже шел второй десяток, но остепеняться тот совершенно не собирался. Юная Лингрен долго плакала и даже устроила голодовку, а однажды и вовсе укусила отца за руку, когда тот попытался изъять у дочери письмо, щедро сдобренное мужскими духами и в лучших традициях жанра переданное ей через окно, под покровом ночи.
Время и столица научили ее не верить в любовь, а тем более – в любовь молодежи. После мать поведала девушке, что это загадочное чувство, о котором все так любят говорить, приходится создавать, а не получать готовым, вопреки расхожему мнению. Мэрилайн часто слышала: «я, например, очень люблю твоего папу», но никогда, на волне юношеского бунтарства, в это не верила, ибо имела совершенно иные представления любви.
Лишенная собственных желанных отношений и смирившаяся с перспективой исключительно практичного брака, Лингрен обрела хобби: ей нравилось выдумывать, достраивать и приукрашивать чужие любовные истории. В столице она даже негласно подрабатывала свахой, ибо это приносило ей настоящее удовольствие – девушка любила, когда люди сначала страстно лобызаются, а потом столь же страстно ругаются, и снова, и наоборот; живя чужими эмоциями, она компенсировала недостаток собственных, и всегда очень сильно вживалась в историю других. То же самое случилось и с парой Двуликого и Бесценной.
Разговор с Саграфтом не шел у нее из головы. Девушка не находила себе места и постоянно представляла, как в тот самый момент, пока она смотрит в окно в Баар-Шане, из такого же окна в Сэх-Ре выбрасывают Сахо – она не могла быть уверена, что Ромунд решил избавиться от жениха Аин именно посредством убийства, но девичье сердце подсказывало самое плохое. Сын дияра виделся ей очень ранимым и добрым, потому Мэрилайн была полностью убеждена, что тот не сумеет ничего противопоставить Саграфту, который теперь казался ей хищным ястребом, готовым вцепиться в туши нежных влюбленных в друг друга белых кроликов.
- Мисс Лингрен! – встревоженно воскликнула служанка, заметив, как не шелохнувшаяся с момента ухода Идриса Мэри пустила слезу. Девушка закусила губу и нахмурилась, очевидно сочинив в голове очередную сцену смерти Двуликого. Для пущего эффекта ею было немедленно представлено красное от слез лицо Аин.
- Я говорила маме! – с неожиданной досадой выдохнула Лингрен и резко развернулась, посмотрев на женщину, отчего та вздрогнула и приложила руку к пухлой груди. – Говорила маме, что с этим Ромундом что-то не так!
- Тише, пожалуйста, тише, - тут же засуетилась служанка, - нельзя выкрикивать такие имена в таком тоне!
- Ромунд Саграфт – баран, - уверенно заявила Мэрилайн. – Коршун! Лицемер! Детоубийца!
- О, Мардек, - женщина присела и принялась прикрывать рот девушке.
- Он думает, я инструмент? Так, наряженная фифа, пешка на нужной клетке? Ну нет. Я ведь… я имею право, - тут она резко встала, - действовать.
- Что вы собрались делать, мисс Лингрен? – страдальчески прошептала служанка, не желая, в целом, знать.
- Он сказал мне найти ему драконов? Отлично. Лили, иди передай господину Идрису, что я иду гулять. Вместе с ним. Пускай позаботится о транспорте… и безопасности.

***

Сахо посмотрел на скрещенные руки девушки, неосознанно так же складывая на груди свои. Меж темных бровей вновь пролегла морщинка, и тень от опустившихся ресниц легла на напряженные скулы. Он сжал губы до побеления, после шумно выдохнул и через силу, превозмогая огромный эмоциональный барьер, сказал:
- Почему ты всегда такая холодная? – вопрос повис в воздухе, как нелепая, никем не понятая шутка, тяжелым грузом легшая на плечи пошутившего. Двуликий сглотнул, не сводя взгляда с принцессы, на лице которой уже рисовалось защитное возмущение. Однако прежде, чем она ответила, Сахо не выдержал и посмотрел на слуг Бесценной: – Уйдите, - Азима было открыла рот, но Двуликий настойчиво и грубо повторил, - скройтесь!

Сахо опешил, не ожидав столь бурных эмоций. Он предвкушал очередной ехидный комментарий, полный напускной сдержанности и подчеркнутый идеальной осанкой, но щеки девушки вдруг разрумянились, а голос сорвался; пару раз губы Двуликого просто вздрагивали, пытаясь сложить слова, но ничего не выходило – как только он пробовал что-то сказать, Аин бросала на него столь тяжелый и, одновременно с этим, ожидающий взгляд, что юноша замолкал, ощущая, как пропорционально ее ожиданиям растет и его ответственность за следующие слова.
- Прости, - нелепо выдохнул он и почесал затылок, отводя глаза. – Я… я не хочу тебя ранить. Никогда не хотел. Я просто не могу относиться к тебе так, как… - он собирался сказать о его прошлых романах-однодневках, полных галантности и сладких обещаний, но во взгляде Бесценной зажегся ревнивый огонек обиды, и Сахо мгновенно оборвал речь, сжав губы. – Ты однажды сказала, что твоя степень нелюбви ко мне равна по силе моей нелюбви к тебе. Если это до сих пор так, - они по-прежнему стояли недалеко друг от друга, и юноша поднял руку, задевая ее пальцы своими. Он готов был обхватить ее ладонь, но не стал, лишь оставив скользящее прикосновение, - то, выходит… Сса урр, я устал, - Сахо вдруг нахмурился и шумно вздохнул, - от этого ребячества. Ты знаешь, на нас сейчас много навалилось… разного… Имран уехал, и не знаю, как ты, но я почувствовал себя одиноко. Раньше я узнавал у него, как ты. Причем, даже когда он был в Танаале, - Двуликий криво усмехнулся, продолжая играючи касаться ее пальцев и наблюдая за этим взглядом. – Но теперь его нет и я должен разбираться со всем сам. Мне бы не хотелось, чтобы сейчас… в это время… мы… отдалились.

- Нет, вообще-то мы пришли украсть Тильму, - хмыкнул парень, неспособный из-за смущения ответить прямо, в чем его всегда спасал юмор. Однако недовольство показалось в морщинке между нахмурившихся бровей девушки, и Сахо, опережая пыл ее возмущения, быстро признался. – Да, к тебе, - ладони обхватили друг друга, и Двуликий поймал вторую руку Аин, до этого касающуюся его рта. В голову на мгновение прокрались мысли о Кайрате, но мард отбросил их с раздражением, не желая более ни на минуту, никогда в жизни, задумываться о дияре. Сахо думал вновь ее поцеловать, но вспомнив, чем это окончилось в прошлый раз, лишь вздохнул и погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони. – Кто угодно был бы женихом покруче. Особенно сейчас. Знаешь, твой отец заменил моего отца каким-то арбарианцем, - он усмехнулся невесело. - Каким-то, сса урр, арбарианцем… я никогда не любил гильдию и не считал себя ее частью, но, знаешь, мне обидно. Папа сухой и отвратительный человек, однако он работяга и отдал всю жизнь своему делу. А в итоге… все так быстро рассыпалось, - Двуликий вспомнил рассказ сплетниц о том, что Секта Меткого сжег сам Хозяин и поджал губы, не желая отождествлять себя со всем происходящим. – Я не верю, что Вукхзул исчез. В городе творится какая-то чертовщина… - Аин могла почувствовать, как пальцы марда сильнее сжались на ее руках, - у меня самое плохое предчувствие.

Хозяин был не в духе. Слуги между собой весь день, как по цепочке, передавали дурную весть: господин встал с не той ноги, и перебегать ему дорогу не стоит. Тот раздражался по любому поводу, довел десяток служанок до слез, а на аудиенции с отчетами министров успел почти со всеми «рассориться», если так можно было назвать односторонние оскорбления. Он был взбешен тем фактом, что торговый илан по-прежнему в Баар-Шане, еще более его выводила из себя ситуация внутри гильдии Ядовитого, ну и, апогеем всего был, конечно, сам Ядовитый, наличие которого крайне нервировало Щедрого. Саграфт, уже не раз радикально высказавшийся на счет дияра убийц, лишь подначивал Руни, и тоненький камешек, удерживающий валун самообладания Хозяина, уже почти полностью сточился, грозя спровоцировать смертоносный обвал.
Нил и так почти всегда в одиночестве сопровождал Щедрого, но в дни, подобные этому, всегда становился единственным, кто служил барьером между внешним миром и гневом Руни. Салим никогда не попадался на глаза Хозяину в такие моменты, предпочитая обхаживать Госпожу – ему казалось, что Сагира надежный покровитель, и потому он очень плотно занял нишу при ней.
Когда на улице, наконец, стало темнеть и настало время ужина, почти все вздохнули с облегчением – коридоры опустели, стало мертвецки тихо, и лишь несколько служанок вились вокруг Руни во время ужина, к которому он, как обычно, ждал южных гостей. Нил надеялся, что хоть в такой напряженный день мужчина отужинает в одиночестве – общение с Ромундом сказывалось на нем, по мнению слуги, крайне скверно – но Щедрый себе не изменял и снова позввал южан, словно боясь упустить их из виду, хотя казалось, будто они с Саграфтом друг другу полностью доверяют.
- …где ты шатался? – немного приглушенно, но уже разборчиво раздался голос Ромунда за приоткрытыми дверьми. Коридор, по которому братья шли на ужин к Хозяину, глушил шаги мягким ковром, но голоса будили слабое эхо где-то над их головами. – Пять дней! Тебя пустили в Закрытый дом?
Руни, как обычно не дождавшийся гостей, чтобы начать трапезу, на мгновение перестал пережевывать мясо, а взгляд его остановился в одной точке. Было видно, что он прислушивается.
- Ты поговорил с ним? – на фоне звонкого голоса Саграфта речь Халлена казалась почти неразборчивой из-за привычной тихости и хрипотцы. Нил замер: Роан отсутствовал несколько дней, никого об этом не предупредив. Просто исчез; это также будило долю недовольства Хозяина. Каждый день слуга навещал Северное крыло в надежде застать мага на месте, однако тот словно испарился.
- Нет ещё. Господин Кайрат обхаживает какого-то гостя и плевать он хотел на всяких просителей. Без Прилежного этот похотливый хлыщ работать не желает.
- Мисс Лингрен не вернулась? – в голосе Халлена послышалось удивление. – Долго.
- Так где был?
- В пустыне. Ты же знаешь, я сорвусь, если не буду использовать магию. Стражники жаловались на гулей... Ты же не позволил мне заняться Вивье.
- Хватит мусолить одно и то же, - в этот раз голос раздался совсем громко и близко, и Нил быстро опустил голову и взгляд, сведя руки в замок, а Хозяин вернулся к еде. Он лишь бросил взгляд на вошедших, после чего продолжил невозмутимо есть румяно запеченную свинину, очень щедро усыпанную специями. Вокруг Хозяина суетились служанки, подливая вина и пододвигая нужные тарелки. Чем чаще девушки проходили мимо мужчины, тем отчетливее становилось недовольство на его лице. В конце концов, Щедрый ударил вилкой о кубок и рыкнул:
- Пошли вон, носитесь, как безголовые курицы. Нил!
Юноша отделился от стены, подходя к Хозяину. Южане его не заметили, когда вошли, зато сам слуга сполна разглядел Роана, которого не видел уже чуть меньше недели. Беспокойство, живущее внизу живота все это время, на мгновение отступило, но после разгорелось лишь сильнее, стоило их взглядам случайно пересечься. За последнее время они сильно сблизились с южанином, несмотря на то, что несколько лет до этой поры даже упускали приветствия. Нил и без того был привязан к человеку, столько раз спасшему ему жизнь; теперь же эта привязанность обострилась, и юноша ужасно боялся, что она станет заметна Щедрому.
- Обслужи их. Почему так мало толковых рабов? Сса урр, неужели так сложно? – недовольно восклицал Хозяин, добивая фразами и без того перепугавшихся служанок. Нил ничего не ответил, лишь с покорно опущенной головой принялся раскладывать приборы для прибывших. Налив Саграфту вина, юноша уже было поднес кувшин к кубку Роана, но тот накрыл его ладонью, и Нил почти физически ощутил прожегший его взгляд Руни. – Он никогда не пьет.
- Простите, господин, - убирая руки, юноша случайно соприкоснулся кожей с предплечьем Халлена. От места касания по всему телу волной пробежали мурашки, и ослабевшие пальцы не удержали тяжелый кувшин, в итоге, соскользнув, полетевший на пол. Нил побледнел.
Вино замёрзло раньше, чем успело коснуться мраморных плит пола. Звонким ледяным горошком оно разбежалось врассыпную, а потом собралось обратно в серебряный кувшин. Кристаллы, зачарованные от магии льда, потрескались, осыпаясь из удерживающих оправ, скрытых в разных местах зала. Роан болезненно поморщился, почувствовав на себе их воздействие, наклонился и поднял кувшин, вино в котором начало таять.
- На последнем собрании во дворце Ниадиса Его величество швырнул в Джейка вот такой же кувшин, - задумчиво сказал Халлен, ставя злосчастный сосуд на стол. – Грейе пришлось уворачиваться. Саграфты всегда были меткими. – Он улыбнулся Ромунду. – Простите, Руни-бай, за мою несдержанность. Я постараюсь возместить разрушенные кристаллы.
- Спасибо, - прошептал Нил рассеянно. Сердце колотилось в груди, а в руках сохранялась мелкая дрожь. Юноша злился на себя, ища самообладание.
- Почему извиняется господин, а не раб? – поморщился Руни, и южанин мгновенно среагировал, низко поклонившись.
- Я виноват, Хозяин.
- В чем дело? Мне и тебя менять пора? – отозвался Хозяин раздраженно, возвращаясь к еде. – Прекрати витать в облаках и делай свою работу. Хоть на что-то ты должен быть горазд.
Нил только кивнул, после почувствовав на себе пристальный взгляд Саграфта. Тот глядел на него оценивающе, и от этого сделалось не по себе.
- Вам что-нибудь подать, господин?
- М-нет, - легко ответил Ромунд, опуская глаза на тарелку и принимаясь отрезать кусок мяса. – Просто в первый раз вижу, чтобы ты совершал такие нелепые оплошности. Положил глаз на брата? Знаю, он у нас красавец, - он засмеялся, а Нил ощутил холодок по спине. – Правда, в постели он скучен аки семидесятилетний старец.
- Это не застольные темы, - оборвал его Щедрый, реагирующий в тот день на все слишком резко. Пользуясь завязавшейся перепалкой, юноша бледной тенью спрятался у стены, не желая более приближаться к столу, но Саграфт как нарочно постоянно подзывал его для мелких поручений.
«Я соскучился по нему», - подумал Роан, пока Ромунд рассказывал какую-то весёлую историю, чтобы расслабить Щедрого. Нил продолжал мотаться туда-сюда туда-сюда, из-за чего Руни раздражаться ещё больше. Два Саграфта действовали на Хозяина одновременно, но с противоположных сторон, и в один момент тот не выдержал, хлопнув по столу.
- Прекрати метаться!
Ромунд хмыкнул, бросив взгляд на склонившегося в низком поклоне племянника.
- И то правда, стой рядом. Поближе к дядюшкам.
Халлен посмотрел на Щедрого, но тот и бровью не повёл, продолжая резать на тарелке мясо. Он либо не услышал, либо не придал словам Ромунда значения.
Атмосфера ужина становилась все более неприятной и колкой. Один лишь Саграфт чувствовал себя в ней, как рыба в воде, ничуть, казалось, не расстроившись – во всем его поведении отчего-то угадывалось злорадство, и Нил уже перестал искать всему причины: морально вымотался, смирившись с тем, что этот человек ему недоступен. Он не понимал, отчего тот проявил к нему вдруг повышенное внимание. Первой мыслью, конечно, было, что Ромунд узнал об их связи с Халленом. От этого хотелось убраться прочь еще сильнее.
Слуга молил всех богов, чтобы ужин поскорей закончился. После крайне долгого дня, проведенного под боком у вставшего не с той ноги Хозяина, юноша уже не мог и не хотел терпеть развлечения Саграфта. К счастью, сполна наевшись, Ромунд весело утер усы и не менее весело поднялся из-за стола. Тепло распрощавшись с Хозяином, он пошел на выход, спровоцировав тем самым и уход Халлена – тот никогда не оставался с Руни наедине.
- Нил, - позвал Щедрый, когда в зале уже потушили свет. Оставшиеся слуги убирали со стола, пока в покоях Хозяина все суетливо готовили постель ко сну господина. Нил, уже собиравшийся уйти – его «смена» кончилась, и можно было уделить клочок времени себе – с трудом сглотнул и осторожно повернулся, не сразу решившись поднял взгляд на Руни. – Что у тебя с Халленом?
Юноша сжал губы. Рабский ошейник сжался на шее невидимой силой: он не мог не ответить. И не мог соврать.
- Халлен-бая часто беспокоят головные боли и бессонница. Иногда я остаюсь с ним.
- Чем занимаетесь? – пренебрежительно поинтересовался Хозяин, уже поднявшийся из-за стола и в сопровождении неизменной стражи направившийся к дверям. Нилу пришлось пойти за ним.
- Говорим.
- Я должен из тебя вытягивать слова? – он сверкнул на него темными глазами, и у слуги перехватило дыхание.
- Простите. В основном, мы говорим о юге. У нас почти нет общих тем. Я не могу поддержать разговоры о магии и мире.
- И это все?
- Халлен-бай добр ко мне, - тяжело произнес Нил, и Хозяин вздернул бровь:
- Значит, вдруг стал проявлять неожиданную доброту, баловать болтовней и хозяйской едой? – заключил он, слуга хотел разуверить его, но мужчина оборвал его жестом. – Отныне ты будешь передавать мне каждое его слово. С точностью до интонации. Любое его передвижение и изменении в настроении. Ты понял меня?
В горле встал горький ком, руки опустились, и Нил бесцветно отозвался:
- Как скажете, Хозяин.

Открытая чернильница замерла в пальцах Тамо. Он прокрутил слова Кихары в голове один раз, второй, но приобрести "нормальность" они так и не смогли. Поставив чернильницу перед девочкой, чтобы не дай Туэ не расплескать от удивления содержимое, нируанец уставился на дагларку.
- Либо ты, рогатая, бред несёшь, либо старый баран двинулся. Куда он свои яйца каменные катит? Аль Предвечный бил молотом по наковальне и случайно по башке его дряхлой заехал? Его уже можно перед собой на ледниках Гранмора пускать, чтоб идти следом и не скользить. Дагларам и так члены не особо нужны, а у этого, уверен, весь молот уже коррозия разъела! Угорь, так сказать, в водорослях запутался и сдох!
- Лин Тамо! - хозяйка трактира, увидев с нируанцем ребёнка, решила выйти и познакомиться, и оказалась крайне возмущена, что Пало даже при ребёнке не сдерживается. - Тут же ребёнок!
- И чё?! - Тамо глянул на Кису, слушавшую его тираду, открыв рот. - Принесите ей еды лучше какой-нибудь. Что там мыши едят? Насекомых? Зерно клюют? А не... Клюют синги. Да краба вам в зубы! Смотрины?! На что там смотреть?! Омуэ! Где Туан?! Надо найти Туана!!! - Тамо вскочил. - Так! Королева бычья. Мышь на тебе теперь. Я скоро вернусь!

Аин опустила взгляд на руки. Браслет с ВуВу уже практически не ощущался на теле, настолько привычен стал вес его красных камней и золотых оков, а самое главное осознание, что там внутри хранятся смертоносные яды, один из которых принадлежит страшному духу из Щели. При воспоминании о бессонных ночах проведённых с мерзким жителем посоха Бесценная едва смогла подавить дрожь отвращения, переключив внимание на руки Сахо. Те оставались прикрыты, пряча старые шрамы, но Аин знала о белых кусочках кожи и без повторного напоминания, а о том, как её пальцы очутились в нежных объятиях - нет.
- Я тоже думаю, что Вукхзул жив. Слишком нереальна его кончина, однако, его сейчас нет во владениях твоего отца, а значит Теан-бай очень уязвим. Думаю то, что его место занял тот, кто верен Хозяину лучшее сейчас. - Сознание настойчиво оторвало взгляд от переплетённых ладоней и сместило его на плечо Двуликого. - Лучше, чем если бы там оказался ты или Дамир-бай. Так...спокойнее, - взор тронул бородку, сжатые губы. Задержался. - Арбарианец говоришь...Да так даже лучше. Когда время придёт, сместить его будет куда проще, чем того же Меткого. Ты должен это понимать, Сахо...

Помимо прочего Кисточка, отодвинувшаяся от эмоциональной вспышки ближе к краешку стола, успевала выводить на чистом листе бумаги ужасно корявые буквы выражая свое усердие, неосознанно прикусив кончик языка. Ей льстила сама идея письма, ведь до этого она никому не писала и никогда не получала что-то в ответ. Жаль, но она хотела описать все, однако не успевала физически. Пало казался ей совершенно другим миром, и арбаро не могла описать его, как хотела, потому что ее словарный запас был мал, а заковыристые обороты в речи нируанца рождались быстрее, чем девочка успевала их запоминать.
- Сядь! – Дагларка сильно дернула за локоть навострившего в сторону выхода лыжи Тамо, да так, что хотел он или нет, но выполнил ее просьбу. – Откуда такая бурная реакция? Обидно за свою расу или за себя?
- А можно повторить что-то? Я запишу для Офелии-бай. – Арбаро болтала ногами каждый раз ударяя об одну из деревянных ножек, губкой впитывая всю активность вокруг.