История давно минувшего: Хозяин пустыни Страница 71

- Аин-бай и есть драгоценная и хрупкая, - ворчливо отозвалась синга, принявшись за крем, но тут же сбавила тон, получив укоризненный взгляд от лица хозяйки. - Это правда. У вас руки тонкие, плечи маленькие, что раздавить страшно.
- Помолчи, Азима, - отмахнулась Аин, меж тем приняв восхищение служанки. Мысли вернулись к Двуликому, оставленному в просторах северного крыла. Она нередко слышала хвалебные речи его в сторону знатных дам, но в свою - никогда. "Бесполезные размышления, не иначе." Тем не менее внутри снова всколыхнулась обида в сторону супруга за брошенные слова и меж тем благодарность к Прилежному.
- Мне приятно знать, что вы так думаете, Идрис-бай. - Аин задумчиво воззрилась в потолок, молча ожидая, когда Азима в последний раз проведёт рукой по её лицу, но так больше ничего и не добавила, прокручивая в голове слова Сахо. Неужели ему действительно нужно было вернуть её в роль будущей невесты после того, как столь мягко говорил слава благодарности? Очередная уловка Двуликого, на которую она попалась вот так просто. Эльмар бы рукоплескал, жаль только свидетелей не оказалось. Аин раздражённо сжала конец пояса, чувствуя, как неприятная солёная влага снова подступает к глазам. Азима, всё время наблюдающая за госпожой, украдкой взглянула на советника, но тот, кажется, не заметил взволнованного состояния хозяйки.

- Верно. - Аин кивнула. В последнее время, всё чаще при дворе гуляли слухи, что власть отца слабеет, а дияров наоборот набирает мощь. Подтверждения фактического тому не находилось, но в тонких дипломатических фразах чиновников и прислужников Аин находила ноты неповиновения. Гостеприимный готов оставить пост даром, как только Щедрому пригрозят мечом - чем не измена? Идрис, казалось, этим совсем не озабочен. Бесценная коротко вздохнула, вспоминая, с кем говорит.
- Пожалуй, мне пора идти. Если кто-то из прислуги прознает о том, что я была в вашей комнате, советник, нам не избежать горьких слухов и опасных разговоров. - Аин, медленно моргнув, опустила взгляд. Её всё ещё терзала неловкость за подобное развязное поведение и вместе с тем перед Прилежным не ощущалось смущения, настигшего неприятным мороком в присутствии Двуликого. - Такое, отец, не простит. - Пояснила итак известную истину Бесценная.
Девушка покачала головой и плавной волной поднялась на ноги, тут же заполучив внимание Азимы.
- Поблагодари господина за обучение.
- Спасибо, Идрис - бай! - Синга с готовностью заулыбалась, сияя , как начищенные латы.
Прилежный отмахнулся.
- С этим и Карим справляется. Твоя забота, чтобы не возникало ситуаций, в которых нужна помощь из моего арсенала средств.
- Я не виновата!
В следующее мгновение по воле господина секира Али рассекла воздух перед носом синги. Та пискнула от неожиданности. В отличие от Бесценной, которая даже не дрогнула.
- Виновата, - безапелляционно заявил Идрис. - Ты должна быть всегда готова защитить госпожу. А пока скорее Аин-бай защитит тебя.
- Да, опыта ей впрямь не хватает, - Бесценная, скрестив руки под грудью, обошла сингов. Азима , покраснев от волнительной близости Али, зарделась ещё больше.
- Меня Рагхун-бай не учил защищать! - Синга рывком присела, выхватывая меч и металл звякнул о металл, оказывая Али нежданное сопротивление. - Но я стараюсь.
Темноволосая красавица удивлённо отпрянула на шаг, впервые глядя на работу меча своей защитницы. Воздух вокруг мага задрожал, предупреждающе готовясь к обороне.
- Азима, опусти меч.
- Сначала пусть он опустит секиру!
Бесценная перевела взгляд на Прилежного, ожидая ответной реакции.

- Вам идет.
Бакир шел медленно, смотря в глубину зала на Сахо, сидящего на месте Сэйры без должного к тому уважения – одна из ног была небрежно выдвинута вперед, а вторая прислонена к ножке трона; рука на подлокотнике же подпирала голову, и лицо, чуть прикрытое пальцами, не выражало никаких эмоций, а взгляд замер в одной точке. О том, что это живой человек, а не гармонично вписанное в старый зал каменное изваяние, говорило лишь нервно качающееся калено.
- Напомни мне, как вернемся домой, заслать лицензию на убийство Имрана Тихого, - произнес Двуликий, не меняя позы. Бакир приподнял бровь и остановился у лестницы, ведущей к трону, не посмев подняться выше и глядя на хозяина снизу-вверх:
- Лицензии на членов Хозяйской семьи не выдаются.
- Значит выполню ее сам. Устав гильдии распространяется только на Сэх-Ру, а этот в Баар-Шане.
- В этом я вас поддержу, - насмешливо кивнул северянин, и Сахо громко цыкнул, после пиная пыльный ковер под ногами.
- Сса урр. На что я подписался?
- Рискну спросить… - прежде, чем Бакир договорил, Двуликий вскинул руку и раскрытой ладонью велел ему замолчать. Он сжал пальцами переносицу и зажмурился, замычав, как от боли. – Руни-бай не одобрит, если узнает.
- Да кто так реагирует?! – мгновенно вспылил Сахо, даже приподнявшись на троне.
- Вы воспитаны на кудесницах Кайрат-бая, господин. Для остальных же дам по-прежнему крайне важно личное пространство и нетерпимо его нарушение.
- Какое личное пространство у женщины, мы на востоке, - поморщился Двуликий, и Бакир глянул на него крайне красноречиво:
- Мы говорим об Аин-бай. Это несколько усложняет дело.
- В детстве она думала, что секс – это когда двое взрослых ложатся рядом и обнимаются. Мне кажется, она считает так до сих пор, - ворчливо отозвался Сахо, вставая и стряхивая с себя ворох крошек и листьев. Бакир вздохнул, глядя, как недовольный хозяин спускается вниз. Когда тот зашагал к дверям, слуга направился следом.
- Аин-бай влюблена в крылатых бардов. Возможно, она представляла все несколько иначе. Даже я от вас этого не ожидал.
- Крылатых бардов и их сказки? А это что, недостаточно романтично? – он вскинул руки, покрутившись, намекая на величественную старину, которую, в целом, можно было счесть за место из легенд тех самых бардов. – И я не ожидал тоже. Просто она… она такая… - он нахмурился, ища слова, и Бакир с интересом на него посмотрел, ожидая первый в жизни комплимент в адрес Аин от Двуликого. Однако мард себе не изменил, - невыносимая!
- Ну, да. Хорошая причина влюбиться.
Сахо резко обернулся, возмущенно воззрившись на слугу. Северянин ожидал, что начнется черед отрицания, однако Двуликий, на удивление, лишь фыркнул и отвернулся, продолжив шаг.
- Во всем виноват Имран, - заключил он.

***

Имран вздохнул так шумно и горько, что от его выдоха, казалось, даже с полок разлетелась пыль. Приунывший, понурый, он вяло закивал, а густые брови опять сложились крайне скорбным домиком.
- Все именно так, - признался без стыда он. – Мне и десяти не было, когда я решил, что уеду. Сэх-Ра казалась мне отвратительной, отсталой, застрявшей в чопорном прошлом. Там относятся к магии точно так же, как к мечу, знаете, - Тихий поднял взгляд синих глаз на Курсе. – Без особого ума… Используют, как инструмент, не задумываясь, что стоит за ней. Когда я начал учиться, было много вопросов. Учитель отвечал раздраженно и нехотя, пока вовсе не перестал. Однажды он так и сказал: «не думай, просто делай – это лишь оружие». Потом у отца остановилась одна нируанка, - Офелия, поняв, что мард говорить будет долго, вернулась к своим делам, и Имран сел на какую-то скамью подле заваленного склянками стола. Чуть отодвинув их локтем, он положил голову на руку, наблюдая за Курсе. – Она была магом воды. Я видел, как она колдует… и ощутил себя :бип:, мне даже не хотелось показываться ей на глаза: моя магия, по сравнению с ее, была столь угловата и неумела, что я сгорал со стыда. Она общалась с духами, как с друзьями, пока я механически, не задумываясь, просто делал все по учебнику. Тогда учитель позвал меня, хотел ей мною похвастаться. Я помню, как стоял там перед ней… на меня смотрели родители, придворные, сестра… а я просто не мог пошевелиться. Отец после разозлился. Наверное, тогда-то он и понял, что из меня ничего не выйдет, - взгляд Тихого с некромантки опустился ниже, утонув в задумчивости. – Я ругался с родителями до крика… отец однажды ударил меня, - Имран коснулся щеки. – На следующий день мать дала мне конверт из Танаальской академии. Там было сказано, что мой курс оплачен, - голос марда с каждым словом становился все тише, но после он словно вспоминал, что не один, и начинал говорить громче. – Я задавал вопросы и в Танаале… сначала мне отвечали с интересом, но стоило мне углубиться, пересечь какую-то неясную границу, как учителя замолкали. Вскоре мне тоже перестали отвечать. И мне стало мало Танааля, - Имран покусал губу. – Теперь я здесь. Надеялся очутиться на страницах дневника, стать участником всего этого, мне казалось, что я лучше других. Что я достоин. Но это не так. Я не дал миру ничего, и не справился даже с самой простой задачей, - он поднял голову, сводя руки вместе. Вновь взглянул на Офелию и улыбнулся ее спине. – Но теперь кое-что изменилось. Пути назад у меня нет. И пускай я опозорюсь, как тогда перед той нируанкой… может, меня-таки сожжет Байрах, может, меня затравят в Академии… до тех пор, я продолжу. Может, это выглядит так, словно я бьюсь головой об стену, неважно, - он потер пальцы. – Кое-что все-таки отличает меня от местных студентов. Они запуганные и однобокие, - Тихий неожиданно усмехнулся. – Все у них делится на хорошее и плохое. Нельзя браться за вторую стихию, нельзя смешивать две школы, нельзя пытаться расколоть элементаль. Ведь так сказано в этих их книгах, - на губах Имрана вновь появилась улыбка, странная и почти незаметная, оттого немного жуткая. – К счастью, у меня таких границ нет. Терять мне нечего. Я не вернусь в Сэх-Ру. И плевать, что там обо мне будут думать.

***

Окуана почувствовала, что сболтнула лишнего, но обида, затаенная тогда на мужа и других лордов, неожиданно проснулась, и женщина вскинула бровь, кивая:
- Да… мой муж. Вы знаете, я полагаю, что мой отец правит в Старом городе. Наша семья одна из основателей Танааля. Брат всегда поддерживал этот город, - она обхватила себя за локти и повела плечами, отчего шифоновая юбка чуть качнулась. – Но теперь он умер. Острова переживают не лучшие времена, а нируанцы еще реже арбаро просят чужой помощи, - Вивье сжала губы и на мгновение отвела взгляд. В глазах ее показался холод, будто напоминая, что несмотря на ее эмоциональность, стихией женщины по-прежнему оставался лед. – Теперь, однако, настал как раз такой случай. И помощи, конечно, мы просим у тех, кого больше всего ненавидим, - она улыбнулась, посмотрев на него с легкой горчинкой во взгляде, выраженной в едва заметной морщинке между бровей и опущенных ресницах. – В этом все нируанцы.
Решив на том закончить, совсем не питая интереса к даглару, Окуана ему поклонилась, не отводя рук, которые по-прежнему были скрещены на груди. Этикет подобное запрещал, но Вивье совсем не заботилась об этом перед представителем «каменной расы». Ничего более не сказав, она прошла сквозь водную стену, оставляя Тараю лишь свое расплывчатое отражение, стремительно удаляющееся.

Линн проснулся. Дернулся, сразу хватаясь за рукоять кинжала под подушкой. Он мгновенно сел и опустил ноги на пол, будто и не спал вовсе; глаза уже, лишенные всякой сонливости, почти не моргая, жестко смотрели на дверь. Вскоре звуки, доносящиеся из-за нее, стали отчетливы. Услышав крики и шипение Кисточки, нируанец подорвался с постели и выскочил из спальни, не прошло и секунды, как чье-то тело оказалось в на удивление крепком захвате. Кинжал не вспорол горло лишь потому, что лезвие наткнулось на жабры – и рука остановилась, как оледеневшая. Поморщившись, Туэ оттолкнул от себя нируанца, хватая за плечо Кисточку, которую до этого держал за локоть незваный гость. Спрятав арбарианку за спину, Ави наставил оружие на явно испугавшегося ниру, поднявшего руки в примирительном жесте.
- Кто? – не успел спросить Линн, как снизу донесся известный ему голос, который он никогда не ожидал и не жаждал услышать в этом доме:
- Ну, что там? Не можешь управиться с ребенком, инвалид?
Сердце на мгновение замерло, а после забилось, как бешеное. Ави сглотнул, почувствовав комок в горле, и быстро протолкнул Кисточку в свою спальню, негромко приказав: «не мешайся, сиди тихо». Как только дверь за девочкой закрылась, нируанец бросил диковатый взгляд на лестницу, а следом – на стоящего напротив нируанца. Мгновение тот, все еще выглядя напуганным, молчал, но после неожиданно крикнул:
- Лин Ави, он здесь!
Желваки заиграли на скулах Туэ. Больше не медля, он спустился, чтобы оказаться посреди холла и посмотреть в глаза человеку, что так по-хозяйски ворвался в его дом. «Лин Ави», небрежно перебиравший какие-то бумаги за стойкой, обернулся тоже и взглянул на сына. Будучи к нему вполоборота, мужчина выпрямился и поправил запонки на идеальных отворотах рукавов. Оба были весьма похожи лицом, с той лишь разницей, что у отца семейства – чистого Виса – на лице уже грубели морщины, а некогда темные волосы, гладко зачесанные назад, серебрились сединой.
Неопределенный взмах рукой Линна был уместно расценен, как вопрос, и старший нируанец весьма спокойно, почти бесцветно произнес:
- Я прибыл сюда с лордом Вивье. Ты знаешь, что творится на островах?
- Ты ввязался в политику? – вопросом на вопрос ответил Туэ. Оба не стояли прямо друг к другу, выдавая дистанцию и холодные отношения. Линн смотрел на отца искоса, а тот, в свою очередь, лицезрение сына то и дело променивал на оценку положения своих пуговиц.
- Ввязался в политику? По-твоему, проявить участие в судьбе родины, приложить руку к победе над мардийской заразой, оставить след в истории этой войны – это «ввязаться в политику»? – слова Туэ мужчина нарочно коверкал презрительной интонацией, при этом чуть морщась, так, что отвращение лишь едва касалось его выточенного, во всем идеального лица. Не дав что-либо ответить, он продолжил. – В этот раз Таал рано вернулся. Приехал весь рассеянный, не в духе… он ничего не сказал мне, не напрягайся, но я, к твоему несчастью, еще не ослеп, - кивком головы нируанец указал на свечи, некогда горящие обычным огнем, теперь, по всей видимости, им же потушенные. – Я вижу, ты ни в чем себе не отказываешь. Лестно, что все деньги, время и силы, вложенные в тебя, сполна окупились.
Линн сдержанно, но все равно шумно выдохнул через нос. Пальцы его сжались и разжались: то было излюбленной темой отца, напоминать, сколько и чего он потратил на неблагодарного сынка.
- Я знал, что не стоит доверять солнечным рассказам Домуса. Чем краше он описывал твою жизнь здесь, тем сильнее становилось мое желание приехать. И вот, наконец, появился повод. Я, конечно, поражен, - он обвел вокруг руками. – Твой дед похоронен в похожем склепе.
- Это Танааль. Здесь все выглядит как склеп.
Нируанец резко вскинул голову, посмотрев в глаза Линну, и тот захлебнулся: оступившись, он схватился за перила, чтобы не упасть, и сжал ладонью горло. Попытки вдохнуть оканчивались неудачей, и так, спустя несколько безуспешных вдохов, он побледнел, и лишь после с кашлем вернулась возможность дышать. Вис стал медленно подходить.
- Я отдал все, чтобы ты был тут. Ты представляешь, каково мне, теперь осознавать, с каким чувством на меня смотрели коллеги, побывавшие в Танаале? Я полагал, что имею здесь надежную опору, однако все, что здесь есть, это ущербная берлога с таким же ущербным тобой, - он толкнул его в грудь, едва Туэ, восстановив дыхание, попытался встать ровно. – Ты словно и не взрослеешь. На секунду ослабил надзор в Академии – так ты спутался с тем восточным прихвостнем. Оставил тебя в Танаале – что получил? Затворника-отшельника, торгующего с мардами? Омуэ, для чего ты, вообще, существуешь? Отпрыск Файсов тем временем…
- Мне плевать, где он и что он, - неожиданно перебил его Линн. Взгляд, метнувшийся на отца исподлобья, горел вызовом и агрессией. – С ума сходишь, что они при Тоине, а тебе удалось присосаться только к Фейлону?
Жесткий звук пощечины в ледяной тишине прозвучал резко, на какое-то время после делая все вокруг еще тише. Держась за щеку, Ави повернулся обратно к отцу, и тут же сильная хватка сжалась у него на подбородке – пальцы вздернули его за челюсть, сжимая ее до боли, вынуждая смотреть Туэ точно в глаза отцу. Жречество вновь заиграло, селя во всем теле слабость. Вис приблизился, заговорив в самое лицо нируанца:
- Я притворюсь, что ничего не слышал. И поэтому ты сейчас, как паинька, оденешься и поедешь со мной во дворец, - пальцы сжались сильнее, и Линн захрипел. – Будешь лизать Фейлону задницу так, чтобы она засверкала. Пора тебе узнать, как делаются дела.
- Так вот, как ты работал все время до этого? – сквозь сжимающую подбородок руку выдохнул Туэ, и тут же под дых пришелся мощный удар. Нируанец согнулся пополам и застонал. Вис вздохнул коротко, возвращая себе самообладание, губы его были плотно сжаты, брови приподняты, а глаза смотрели прямо на сына, ни разу не скосив взгляда.
- Тебе лучше замолчать.
- А я не стану, - прозвучал в ответ слабый голос. – Мне надоело. Надоело еще на первом курсе академии… - приступ удушья сковал горло, но сквозь хрип, рывками, он продолжал говорить. – Здорово, что ты приехал. Мне не терпелось обсудить это с тобой лично.
- Линн Туэ Ави, - прозвучавшее имя было сказано холодно и властно, и это так разозлило Туэ, что он в сердцах плюнул под ноги отцу, выкрикивая:
- Убирайся!
- Прости? – Вис поднял его за грудки. Прежде равнодушное лицо начинало приобретать эмоции: гнев закипал в нем, раздув венку на шее и проложив жесткую носогубную складку.
- Если бы «род Ави» определялся рукой, я бы отрубил ее сам себе. Я бы сдох от счастья, не стань в моем имени этой чертовой приставки, - прошипел он в лицо отцу. – Что ты для меня сделал, а? Отвалил денег за курс, на который я не хотел? Договорился о Танаале, в который я не хотел? Выпросил невесту, которую я не хотел?! Омуэ, спасибо, папа, - он говорил это, осознавая, что поплатится за сказанное сполна; это, вообще, могло стать последними его словами. – Давись сам этим своим дерьмом, слышишь?
Новый удар разбил губу и нос, а край перил больно уперся в спину.
- Если ты сейчас не заткнешься…
- Убей, если хочешь, мне плевать, деньги все забери – ты же их любишь, - Линн сплюнул кровь. Из последних сил встав ровно, он уперся кулаком в грудь отцу и, смотря на него, пусть снизу-вверх, но в глаза, сказал. – Знаешь, зря ты выбрал для меня Танааль. Слишком близко к восточному прихвостню. Недавно он приезжал сюда с предложением. Стократ более заманчивым, чем твое. И я поеду. Поеду в Сэх-Ру, чтобы вылизывать до блеска его черный зад, да-да, буду звать марда «господином» и может даже нацеплю на себя рабский ошейник, ведь ты научил меня, как делаются дела, - следующий удар зазвенел темнотой. Кровь зашуршала в ушах, делая остальные звуки гулкими. Перед глазами расцвели искры, тело повело, и, лишенное поддержки грубых рук, оно упало на ступени лестницы, как тряпичное. Ударившись запрокинутым затылком, Линн распахнул рот, надеясь поймать глоток воздуха, но тот наткнулся на препятствие. Медленно возвращающееся зрение, сложившееся из рассосавшихся черных пятен, дало ему увидеть отца: тот стоял будто наверху, глядя с таким неподдельным и сильным презрением, словно то материально, настолько, что им можно было обмазаться, как грязью. – Пошел ты, - слыша, как горячо пульсирует кровь в горле, просипел последние слова Линн, и сознание покинуло его.

Лингрен устала.
Живя в Ниадисе, она не знала скуки и недостатка внимания – теперь же, она испытывала их в полной мере. И, возможно, со стороны смотрелось, будто девушка только и делает, что веселится и пребывает в эпицентре двора, на деле же Мэрилайн готова была на стену лезть: столь скучны были местные барышни и столь тяготило ее отсутствие привычного флирта, который прежде являлся ее настоящим хобби. В Ниадисе она не пропускала ни одного бала и светского вечера, в Сэх-Ре же, из интересных мероприятий, были лишь массовые убийства на площадях. Раз в месяц гремела чья-то свадьба, и больше ничего; и если Лингрен предлагала закатить званый ужин, на нее смотрели с непониманием, постоянно вопрошая, а есть ли для того повод, и тогда Мэрилайн готова была в окно прыгать: восточники казались ей самыми унылыми людьми на свете.
Все марды любили слухи. Но если в Ниадисе они были почти безобидны, словно кокетливы, то в Сэх-Ре били похлеще любого кинжала – любой неверный шаг сулил за собой самые тяжелые последствия, и это ставило крест на привычных для Лингрен играх. Видя загорелых, подтянутых, мускулистых восточных мужчин, она кусала губы и вздыхала: путь к ним был для нее закрыт. Сахо стал в этом плане последней каплей – явившись, весь молодой, красивый, галантный, он привел ее в отчаянье.
Мэрилайн вошла в кабинет быстро и без служанки. Подбородок ее был вздернут, рукава южного платья закатаны к локтю, а в рыжей прическе царил легкий беспорядок. Смерив взглядом супруга, который обнаружился – что предсказуемо – за письменным столом, девушка подошла и уже выверенным движением присела на край его рабочего места. Молча, она чуть надула губы и взяла какую-то папку, важно раскрыв ее. Южанка показательно держала идеальную осанку и закинула ногу на ногу, а пальцы подвела к подбородку, изображая крайне вдумчивый вид – расчеты, однако, оказавшиеся внутри, ее ничуть не интересовали.
Какое-то время царило молчание.
Взгляд девушки скользнул чуть выше, остановившись над папкой. Ноздри слегка раздулись, а губы вытянулись. Тактично кашлянув, она захлопнула папку и, обернувшись через плечо, невозмутимо спросила у Идриса, смотря прямо на него:
- Вы с Гостеприимным спите?

Лингрен и бровью не повела, ожидав, что Прилежный ответит именно так. Девушка слышала, как о связи Идриса и Кайрата сплетничают, она и сама об этом подумала сразу же, как только приехала, но молчала. Теперь же нужный уровень безнаказанности оказался достигнут, и Мэрилайн, уже в какой-то мере изучив Прилежного и его реакции, могла себе позволить такие вопросы.
- Нет. Я имею в виду т…
Перо обратной стороной ткнулось прямо в губы девушки. Теперь взгляд Идриса приобрёл твёрдость каменной печати Щедрого.
- Вы переживаете, что я ничего не смогу сделать с вами в постели?
- Так это все-таки правда? – прищурилась Лингрен. – Я постоянно об этом слышу и должна знать, правдиво ли порицают моего дорого супруга, - она оперлась рукой на стол и вздохнула. Вспомнились предостережения отца, и девушка вздохнула снова. – Не переживай, Идрис-бай. На юге это частое дело, - она вдруг накрыла его ладонь пальцами и вкрадчиво сказала, смотря ему в глаза. – Я приму тебя любым.

- Ха, - лишь выдохнула Лингрен и отмахнулась, фыркнув. – Распустить о девушке слух, что она любит мускулистых мужчин, это то же самое, что распустить слух о вашей любви к ним – столь же банально и очевидно, - взгляд Идриса, кажется, стал возмущенным, Мэрилайн же с сочувствием добавила: – Ну, это бесполезно отрицать. А Кайрат-бай, я уверена, не так уж и разборчив, - она со знанием дела махнула рукой. – Я вот за любой вид удовольствий. Он, я уверена, такой же. И это прекрасно, - девушка поболтала ногами. – Весь материк рассказывает о восточном бесстыдстве… на деле же вы скромнее арбарианцев, - Лингрен поморщила нос. – Жаль, что не спите, - изрекла она неожиданно. – Вышел бы неплохой треугольник, который я бы с радостью превратила в квадрат. Мммм, - Мэри отклонилась чуть назад, удерживаясь руками за край стола, и задрала голову, отчего Идрис в ее глазах стал перевернутым. – Может, плюнем на чужое мнение? Мне кажется, я скоро покроюсь плесенью и стану заменять все слова на «сса урр», - она стала выглядеть грустной, а одна из прядок, прежде заправленная за ухо, пружинкой соскользнула и макнулась бы в чернильницу, но Прилежный успел перехватить ее. Южанка не обратила не это никакого внимания. – Давай куда-нибудь сходим, повеселимся? Познакомимся с классными парнями, одного тебе, другого мне, - Мэри почти захныкала. – Пожалуйста, Идрис-бай, - подскочив, она обошла стол и присела сбоку, ставя локти на столешницу. Выглядывающее лицо глядело очень жалобно. – Или можем накупить всяких вкусностей и запереться в комнате. Поболтаем… поделаем друг другу маски…